Карнавал Хилл

Валенти Сюзанна

— Послушай, я совершал ошибки, но все они были совершены с хорошими намерениями, — настаивал Лютер, его мышцы подрагивали от напряжения. — Я знаю, что облажался, малыш, но я никогда не хотел этого.

— Что посеешь, то и пожнешь, — сказал Маверик, слегка пожав плечами. — Разве это не мантра «Арлекинов»? Похоже, ты точно знал, что делал, даже если не был уверен, как все обернется. Ты хотел сделать из меня и Фокси марионеток, и посмотри на него сейчас. — Маверик нахмурился, как будто ему было не все равно, его брови сошлись вместе, когда он посмотрел на меня с жалостью. — Я вижу твои ниточки, брат.

Ты что, слеп к ним, или тебя не волнует, что ты у него на крючке?

Я взглянул на Лютера, который бросил на меня умоляющий взгляд, но сомнение пронзило меня изнутри. Неужели я был всего лишь его маленьким наследником, выкованным в огне, чтобы выглядеть точно так же, как он?

Маверик громко рассмеялся, а затем обошел свой «Chevrolet», чтобы открыть водительскую дверцу. — Похоже, тебе не стоит так беспокоиться о восстановлении моей преданности, Лютер, тебе следует больше беспокоиться о тех вопросах, которые я вижу в глазах твоего мальчика. Карма — сука, не так ли? Хотя, черт возьми, мне по душе, как она работает. — Он заскочил в машину, завел ее и увеличил обороты двигателя, заставив колеса завертеться и подняв над нами облако пыли, прежде чем отпустить стояночный тормоз и рвануть с места по дороге.

— Придурок, — закашлялся я, натягивая футболку на рот и нос.

Лютер зашагал обратно к грузовику, и я последовал за ним, чувствуя исходящую от него убийственную ауру, которая напомнила мне, что он хладнокровный убийца. Не то чтобы это было особенно трудно забыть, просто в последнее время он вел себя со мной чертовски мило, и, возможно, в словах Маверика была доля правды.

— Залезай, — прорычал он, когда мы подошли к его грузовику, и я скользнул на пассажирское сиденье, стягивая футболку с лица, когда он помчался в противоположном направлении от того, в котором уехал Маверик. — Это было дерьмовое шоу.

Я ничего не сказал, скрипя зубами, поигрывая своим выкидным ножом, пока мы тряслись по скалистым дорогам.

— Ты не моя марионетка, малыш, — сказал Лютер. — Ты знаешь это, верно?

— Я не малыш, — сказал я предупреждающим тоном, и он вздохнул.

— Хорошо, но ответь на мой вопрос, — потребовал он, и его руки крепче сжали руль.

— Я знаю, что делал вещи, которых не стал бы делать, если бы ты не научил меня им, — мрачно сказал я. — И я также знаю, что делал то, что выбрал сам, потому что я могу быть таким же бессердечным, как ты, а может быть, даже еще хуже. Так что нет, я не думаю, что я твоя марионетка. Но если окажется что я ошибаюсь, я перережу ниточки, Лютер. Потому что я — ничья- то игрушка.

Он медленно кивнул, и когда мы поехали обратно в нижний квартал, он свернул к пляжу.

— Куда ты едешь? — Спросил я, желая поскорее попасть домой и увидеть остальных.

Мое сердце бешено колотилось, когда он вел свой грузовик по маленькой неубранной дороге, затемненной тенью пальм и старых каменных зданий.

— Лютер, — прошипел я, выпрямляясь на своем сиденье, когда страх пробрался под мою кожу.

Он притормозил в конце переулка и распахнул дверцу, кивнув подбородком мне, чтобы я тоже выходил.

Я держал нож в руке, пока следовал за ним, не сводя с него взгляда, когда он подошел и встал перед грузовиком, где колея переходила в песок.

— Положи нож, — приказал он.

—

Нет, — тут же ответил я, и его брови поползли вверх.

— Не будь идиотом, положи его, — сказал он, стаскивая футболку, чтобы показать мириады татуировок и шрамов, покрывающих его тело.

Мои пальцы сжались вокруг ножа, когда он сбросил и ботинки, а затем босиком зашагал по песку, ожидая, что я выполню его приказ.

Он бросил пистолет на футболку, и, решив, что он безоружен, я тоже бросил нож, внимательно наблюдая за ним, пока пульс танцевал под моей кожей.

— Давай, снимай футболку и ботинки. Помнишь, как я учил вас драться? — спросил он, и я нахмурился.

— Ты хочешь, чтобы я подрался с тобой?

— Да, — сказал он с ухмылкой. — Потому что я устал от этого взгляда в твоих глазах. Ты злишься на меня, так что давай разберемся с этим как мужчины.

— Ты серьезно? — Я заартачился.

— Что? Ты думаешь, что не сможешь справиться со своим стариком? — Он подошел ко мне, толкнул в грудь и занес кулаки, ожидая, что я буду сопротивляться.

— Ты сумасшедший, — пробормотал я.

Он с размаху ударил меня кулаком в плечо, заставив меня отступить на шаг от силы удара.

— Я не собираюсь с тобой драться. — Я скрестил руки на груди и безучастно посмотрел на него.

— Потому что я собираюсь снова и снова надирать тебе задницу, как делал, когда ты был мальчишкой? — спросил он, нанося еще один удар, и я дернулся в сторону, чтобы избежать его.

— В наши дни я бы надрал тебе задницу, — сказал я небрежно.

— Так докажи это. — Он обхватил мою ногу, пытаясь повалить на песок, но я вывернулся из захвата и ударил костяшками пальцев ему по почкам.

Он разразился лающим смехом, как будто ему это понравилось, и я решил, что к черту все это, и сорвал с себя футболку, скинув заодно и ботинки. Если он дает мне возможность уложить его на лопатки, тогда прекрасно. Я по полной буду наслаждаться каждой секундой этого.

— Давай, малыш, покажи мне, почему однажды ты собираешься возглавить «Арлекинов», — подбодрил он, снова дразня меня этим проклятым словом.

Я бросился на него, нанеся сильный удар, и он пришелся ему в живот, когда я выпустил свою ярость. Я попытался нанести еще один удар, но он блокировал его, врезав кулаком мне в грудь.

Я отшатнулся, и он быстро набросился на меня, но я был готов, обхватив его ногу своей и перенеся свой вес вперед, чтобы вывести его из равновесия. Он упал, но на ходу обхватил меня рукой за шею, увлекая за собой, и тут же перекатил нас, его руки сомкнулись на моем горле. Но я вырвался из захвата прежде, чем он успел как следует ухватиться, ударив его достаточно сильно, чтобы он увидел звезды, и он отшатнулся назад, давая мне возможность сбросить его с себя.

Он ударился о песок, и мы оба вскочили на ноги, погрузившись в бешеный ритм ударов руками и ногами, от которых каждый из нас не раз растягивался на земле. Вскоре мы были потными, грязными и более чем когда-либо полными решимости победить. Он был прав, мне действительно было чертовски приятно вымещать на нем свой гнев, и когда я, наконец, повалил его на спину и прижал его тело к земле, сдавливая предплечьем его горло, чтобы удержать его на месте, он сдался, и я упал рядом с ним, тяжело дыша.