Карнавал Хилл
Шрифт:
— Давай посмотрим. — Я взяла его свободную руку в свою, подняла ее и внимательно осмотрела. На костяшках его пальцев были шрамы, говорившие о насилии, которое слишком часто касалось его жизни, и мозоли на ладони, доказывавшие, что он не боялся тяжелой работы. Я провела кончиком пальца по изгибу татуировки бесконечности на его большом пальце и вопросительно посмотрела на него.
— Я сделал ее для тебя. Потому что никогда не прекращал искать тебя и знал, что никогда не прекращу. Теперь, когда я снова нашел тебя, она уже про поиск. Она про жизнь, которую мы заслужили. И про вечность, которую, я знаю, мы обретем.
Я
— Скажи это, — прорычал он, наблюдая за мной так, словно у меня на кончике языка был ответ на каждый вопрос, который он когда-либо хотел задать.
— Нет, — ответила я, потому что не могла. Я просто хотела, чтобы он понял почему.
Фокс разочарованно зарычал и подался вперед, схватив меня сзади за бедра и приподняв так, что я оказалась прижатой к двери подвала, а его бедра оказались между моих ног. Он наклонился, и мои губы приоткрылись в ожидании поцелуя, которого он не предлагал.
Он замер, держа меня в напряжении и глядя мне в глаза, ухмыляясь, его рот был совсем рядом с моими губами, а его дыхание имело вкус всех грехов, которые я хотела совершить с ним.
Где-то рядом раздался приглушенный стук, но поскольку Фокс завладел каждым дюймом моего внимания, я не могла уделить ни минуты, чтобы задуматься об этом.
— Я предупреждал тебя, колибри. Если ты не попросишь об этом в ближайшее время, я в конце концов возьму это сам. Но иногда я думаю, что это именно то, чего ты хочешь, не так ли? — Мрачно спросил Фокс.
Я покачала головой, сжимая его бицепсы, и физически заставляя себя не сокращать дистанцию между нами, чтобы не позволить ему победить, несмотря на то, что мне очень хотелось это сделать.
Он наклонился еще ближе, и мои предательские губы приоткрылись, когда из меня вырвался тихий стон, потому что ощущение его твердого члена, упирающегося в мои трусики, заставило мой гребаный мозг расплавиться и вытекать из ушей, поскольку каждая причина, по которой я должна была пытаться бороться с этим, ускользнула из моего понимания.
— Лгунья, — выдохнул Фокс, прежде чем внезапно отступить назад и снова поставить меня на ноги.
Я уставилась на него, разинув рот, а он ухмыльнулся мне сверху вниз. — Придурок, — прошипела я, пытаясь изобразить хмурое выражение лица, но я прислонилась спиной к двери, и моя грудь вздымалась, когда я пыталась бороться с эффектом, который он оказывал на мое тело.
— Тебе нужно только сказать слово. Или мы можем продолжать играть в эту игру, пока один из нас не сорвется. — Фокс ухмыльнулся мне, как самоуверенный ублюдок, каким он и был, и я выпрямила спину, принимая вызов.
Мой взгляд скользнул вниз по его мускулистому телу к более чем соблазнительной выпуклости в штанах, и я снова застонала, откинув голову назад к двери подвала и рассмеявшись.
— Я никогда не проигрываю, Барсук, — сказала я, пытаясь показать больше уверенности, чем чувствовала, но он тоже рассмеялся.
— Посмотрим.
— Фокс! — Я кричал сквозь кляп во рту, пиная края деревянного сундука, в который Шон
Я слышал их, они были так близко. Сначала я думал, что мне это просто показалось, уверенный, что мой разум сыграл со мной злую шутку, но они были там. Прямо наверху в этом гребаном доме.
— Мисс Мейбл! — Я закричал, мой голос прозвучал приглушенно, и от нее не последовало никакого ответа. Она сказала мне, что Кайзер всегда подсыпал ей успокоительное, когда у него были гости, и сегодняшняя ночь явно была одной из таких. Блядь.
Я пинался, кричал и бился, пока мягкий смех Роуг звал меня, и мое сердце разрывалось на части от этого звука. Увидеть ее лицо снова было бы всем. Я представил, как ее губы растягиваются в улыбке, а глаза полны света, и их бесконечные глубины овладевают мной.
Может быть, я действительно схожу с ума.
Но потом они заговорили снова, и я был уверен, чертовски уверен, что они были там. Я не мог разобрать, о чем они говорили, я просто знал, что это были они. Я чувствовал их там, наверху, как будто они дергали за какой-то шнур, привязанный к самому центру моего существа.
— Фокс! — Я заорал сквозь кляп, пиная сильнее, но не мог нормально двигаться в тесном пространстве. Мои мышцы сводило судорогой, спина болела в том месте, где она прижималась к боковой стенке, а ноги были вынуждены поджаться к груди. Мои руки были связаны за спиной, и я боролся изо всех сил, пытаясь разорвать связывающую их веревку, но она, черт возьми, просто не поддавалась.
Звук их голосов начал отдаляться, и я ударился головой о коробку с такой силой, что увидел звезды.
— Черт возьми, нет, пожалуйста, — взмолился я любому богу, который мог меня слышать. — Роуг! — Я заревел так громко, что у меня обожгло горло, но из-за кляпа, сундука и стальной двери, запирающей эту комнату, у нее не было ни малейшего шанса услышать меня.
Их голоса стихли, а мои мышцы задрожали, когда я продолжил брыкаться, и веревка впилась в мои запястья. Я втянул воздух, чувствуя его затхлый привкус от долгого пребывания в этом сундуке, и мое сердце разорвалось на части. Я не знал, что они здесь делали, но мысль о том, что они так близко, стала для меня последней каплей. Я потерял надежду в тот момент, когда меня привезли сюда, но получить крупицу ее на несколько сладких секунд только для того, чтобы ее снова забрали, было слишком. Я даже не знал, хотели ли они, чтобы я вернулся, или моя смерть была для них облегчением после всего, что я, блядь, натворил. Будет ли Фоксу дело, если он узнает, что я здесь? Или Шон просто сделает со мной то, что хотел?
Я замер, и единственной моей компанией были грохот пульса в ушах и давление деревянного сундука со всех сторон. Последний осколок моей решимости рассыпался передо мной, как песок, и я спустился в пугающе темное место, полное плохих воспоминаний.
Я умру загнанным в угол мальчишкой, которого никогда не стоило любить, вот и всё. Моё существование не имело ценности, и я так чертовски устал быть здесь. Я просто хотел, чтобы это закончилось. Я жаждал тишины и вечных объятий глубокой могилы. И я хотел, чтобы Шон сделал мой уход болезненным, потому что боль была моим пожизненным спутником, и я желал уйти в землю, имея рядом хотя бы одного друга, который проводил бы меня в последний путь.