Карнавал обреченных
Шрифт:
— Далее я пойду один, князь. Чего всполошился? Жди, скоро вернусь.
Репнин остался в карете, провожая взглядом удаляющуюся фигуру Александра. В предутренних сумерках было видно, как государь поравнялся с митрополитом и склонился перед ним, принимая его благословение, потом обратил взор к церкви, кланяясь и крестясь. Став перед храмом на колени, он долго стоял так, поникнув головой, погруженный в молитву… Но вот монахи помогли ему подняться и, поддерживая под руки, повели в храм. Всесильный император сейчас казался странно беззащитным.
«Я вижу его в последний раз», — вдруг подумал Репнин.
Отстояв
Когда они вошли в мрачное помещение с низким потолком, Александр Павлович поначалу ничего не мог разглядеть. Но вскоре глаза привыкли к темноте, и он невольно вздрогнул от неожиданности.
— Не бойтесь, государь! — тихо произнес Серафим. — Это всего лишь обычная постель схимника.
Посреди кельи стоял грубо сколоченный деревянный гроб.
— Все мы когда-нибудь будем спать в гробу, — успокоил царя Серафим. — Но никто не знает, какие сны нам будут сниться. Подойди же, сын мой. Взгляни, как спокойно почиет наш святой брат Федор. Душа его чиста, как у агнца…
Переборов себя, царь сделал несколько шагов к гробу, наклонился над ним и… сдавленно вскрикнул. На его лице выступил холодный пот. В гробу он увидел самого себя.
В смятении Александр Павлович оглянулся на митрополита Серафима, не в силах произнести ни слова. Тот обнял его за плечи.
— Молитесь и уповайте на Господа, сын мой. Ибо сказано: «блаженны нищие духом». Еще немного терпения, и перед вами откроется благодать Божья.
Человек в гробу вдруг открыл глаза, бесшумно и легко поднялся и подошел к Александру. Одно лицо, рост, фигура, мундир…
— Здравствуй, Федор! — улыбаясь, произнес он.
Дрожа всем телом, Александр собрал остатки мужества и тоже попытался улыбнуться.
— Вы ошибаетесь, друг мой. Это вы — Федор, а я — император Александр Павлович!
Человек, восставший из гроба, глядел на него и молчал. Александр вдруг почувствовал, что пол под ногами закачался. Невыразимая слабость овладела всем его существом.
— Да, — слабея, промолвил он. — Простите, государь. Вы правы…
Колени подогнулись. Он обвел келью блуждающим взглядом и рухнул на руки митрополита Серафима.
После бессонной ночи веки смыкались сами собой. Иногда Репнину казалось, что он слышит пение церковного хора. Но, когда он прислушивался, пение затихало. Князь открыл дверцу кареты и вышел на мощеную площадь. Кучер и старик Семен дремали на облучке, притулившись друг к другу. Призрачные очертания Троицкого собора едва угадывались в предутренних сумерках. Казалось, его громада парит в воздухе. Репнину вспомнилась юность в Пажеском корпусе, торжественная присяга молодому императору Александру. Сколько надежд было связано с ним! Как радовались все! Молодым офицерам грезились конституция и республика. Неужели все забыто? Россия избавила Европу от наполеоновского нашествия, а Александр подарил конституцию Польше — побежденной стране.
Шевалдин и его друзья правы, когда говорят о необходимости
Темные фигуры плыли по площади, приближаясь к карете. Увидев царя, Репнин поклонился. Александр мельком взглянул на него и повернулся к митрополиту. Тот осенил его крестным знамением. Набросив на плечи шинель, царь уселся на заднее сиденье и жестом предложил князю занять место рядом. Церковные врата, пропустив карету, затворились, и колеса застучали по брусчатке. Временами Репнин незаметно вглядывался в едва различимое во тьме лицо своего спутника. У него вдруг появилось странное ощущение, что рядом с ним находится кто-то чужой. Чувство нереальности происходящего мучило его. Ему казалось, что он грезит наяву. Кто перед ним? Высокий лысоватый лоб, небольшие, красиво очерченные губы, знакомая родинка возле правого века. Конечно, это царь. Ему ли не знать своего императора!
Пытаясь разорвать оцепенение, Репнин решился нарушить этикет и первым обратился к своему молчаливому спутнику.
— Ваше величество, позвольте задать вопрос?
Тот покачал головой и сказал тихо:
— Потом, князь. Успеем наговориться в Таганроге.
— Простите, но это крайне важно, государь! Шкатулка, которую вы дали мне на сохранение…
— Сейчас мне не до нее, — равнодушно произнес Александр.
У последней петербургской заставы император вышел. Здесь, стоя возле экипажей, его ожидали начальник Главного штаба генерал Дибич с двумя адъютантами.
Перед тем как отправиться в путь, Александр Павлович поднялся на пригорок и несколько минут стоял в задумчивости, глядя на раскинувшийся у его ног огромный город, подернутый дымкой тумана. О чем он думал в тот момент? Одному Богу это было известно, но почему-то у всех было предчувствие беды.
Во время путешествия не было ни смотров, ни парадов. Но весть о том, что император направляется в Таганрог, все-таки просочилась в народ. По пути следования императорского кортежа сотни просителей пытались подать ему свои жалобы. Он никого не принял.
Александр Павлович прибыл в Таганрог 13 сентября и занял приготовленный для него просторный одноэтажный каменный дом с садом, недалеко от моря. Едва отдохнув с дороги, он стал осматривать комнаты. Скромный особняк, скорее похожий на жилище зажиточного купца, чем на императорскую резиденцию, очень понравился Александру. Целую неделю он лично принимал участие в подготовке покоев для императрицы. Сам вбивал гвозди, чтобы повесить картины, расставлял вазы с хризантемами, даже подметал дорожки в саду.
— Никогда не думал, что можно с таким упоением заниматься домашним хозяйством! Как хороша простая жизнь, без придворного этикета и протоколов! — то и дело с улыбкой повторял император.
23 сентября прибыла Елизавета Алексеевна в сопровождении двух фрейлин и доктора Виллие. Для ее встречи государь выехал на окраину города. Трогателен был миг, когда обе императорские кареты остановились друг против друга. Елизавета Алексеевна вышла без посторонней помощи, оживленная и улыбающаяся. Увидев супруга, вспыхнула от радости и протянула к нему руки. Тот бросился к ней и нежно заключил в объятия.