Карнавал обреченных
Шрифт:
Они молча сидели за круглым столом, уставленным обычной трапезой, которую приготовила молодая миловидная Наталья Михайловна, супруга Рылеева: тарелки с капустой и картошкой, огромный жбан кваса посредине. Никто не прикасался к еде. Члены тайного общества вяло перебрасывались между собой ничего не значащими фразами, но чувствовалось общее напряжение, словно они кого-то ждали. Когда в прихожей звякнул колокольчик, все сразу замолчали и переглянулись. В гостиную вошел худощавый светловолосый офицер и, оглядев устремленные к нему напряженные лица, приветливо поздоровался.
— Ну что, Сергей Павлович, какие новости?
— Господа! 1 сентября государь отбывает в Таганрог.
— Он сам сообщил вам об этом? — насмешливо осведомился Каховский.
Сергей подавил вспыхнувшее раздражение и невозмутимо ответил:
— Мне сказал об этом ротмистр Ломтев. Он приятель адъютанта великого князя полковника Бакланова, а уж тому известно всё, что касается царской семьи.
— Бакланов — известный интриган и провокатор!
— Послушайте, Каховский, я посоветовал бы сначала выслушать меня, а уж потом высказывать свое мнение.
— Помолчи, Петр, — вмешался Якубович, поправив черную повязку на лбу. — Послушаем полковника.
Шевалдин сел за стол и обвел взглядом заговорщиков.
— Друзья мои, сама судьба посылает нам шанс. Мы можем воспользоваться отсутствием императора, чтобы совершить государственный переворот. Но для этого нам нужно взять в союзники генерал-губернатора Милорадовича.
— Никогда! — воскликнул Каховский. — Милорадович — сатрап, душитель свободы!
— Он любимец солдат, герой Отечественной войны, — возразил Шевалдин. — Милорадович и многие генералы Главного штаба мечтают взять власть в свои руки. Так давайте же объединимся с ними! Без союза с генералитетом нам ничего не сделать. А в случае успеха…
— Из их числа составится верховное правление? — насмешливо спросил Рылеев.
— Может быть, и так. Но это будет правительство нового государства, без самодержавия и крепостного права.
— Нас не поддержит Южное общество и в первую очередь его руководитель — Павел Иванович Пестель, который, как я полагаю, сам намерен возглавить временное правительство.
Каховский еще сильнее оттопырил нижнюю губу. Глаза его засверкали лихорадочным блеском. Он был склонен к неврозам, и друзья порой не на шутку опасались за его психическое здоровье.
— А почему именно Пестель должен стать верховным правителем? — запальчиво спросил он. — Поскольку будет провозглашена республика, то правительство должно быть избрано всеобщим голосованием граждан.
— На котором премьером единогласно изберут Каховского, — добавил Шевалдин, вызвав общий смех.
Каховский, побагровев, вскочил, едва не опрокинув стул.
— Вы изволите насмехаться надо мной, господин полковник?!
— Упаси бог! Я и предположить не мог, что моя шутка вас так заденет.
— Тем не менее извольте извиниться!
— За что? Разве вы не считаете себя достойным занять высокий пост?
— Скажите прямо, что нарываетесь на ссору! Я готов тотчас дать вам сатисфакцию.
— Уймись ты,
— Из Каменноостровского дворца, утром. Точное время отправления неизвестно.
— Кто его будет сопровождать?
— Только флигель-адъютант. Императрица и ее маленький двор отправится неделей позже. Очень похоже на то, господа, что царская чета намеревается уйти в частную жизнь. Государь словно говорит нам: «Я удаляюсь, делайте что хотите».
— Ну так мы и сделаем что хотим, — мрачно заключил Каховский.
Шевалдин пристально взглянул в его воспаленные, покрасневшие глаза.
— Что вы имеете в виду?
Рылеев тоже встревожился:
— Только без глупостей, Каховский! Обещайте, что не предпримете покушения на государя!
— О чем речь? Право, ничего подобного у меня и в мыслях не было!
Рылеев дружески положил ему руку на плечо.
— Вот и отлично. Ну что ж, друзья, Сергей Павлович принес нам важные сведения. А что касается его предложений… Нужно провести совместное собрание членов Южного и Северного обществ и обсудить возможность сотрудничества с высшими военными кругами.
С улыбкой на нежном миловидном лице Рылеев предложил друзьям поужинать, но, видимо, квашеная капуста и остывшая картошка не вызвали у господ офицеров большого аппетита. Ужинать остался один Каховский. Остальные, наскоро простившись, разошлись по домам.
А в это время на той же улице, в доме князя Репнина, царило оживление. Взволнованная горничная, вбежав в музыкальную комнату, где мадемуазель Корваль обучала Полину игре на фортепьяно, сообщила, что возле их подъезда оступилась и упала молодая дама. Выскочив из-за рояля, Сероглазка бросилась к большому французскому окну и увидела, как модно одетая женщина пытается подняться, опираясь на руку швейцара.
— Луиза, бежим на помощь!
— Мадемуазель Полина, в отсутствие князя я не могу взять на себя ответственность…
Не ожидая, пока француженка договорит, Сероглазка в одном легком платье бросилась вниз по лестнице. Не прошло и пяти минут, как слуги на руках внесли в дом нарядную даму, которая беспрерывно громко стонала, жалуясь на нестерпимую боль в голеностопном суставе. Мадемуазель Корваль, сведущая в медицине, с видом знатока стала исследовать ногу потерпевшей и важно сообщила:
— Перелома нет! Видимо, растяжение связок.
Кликнув горничную, она велела принести из погреба лед для компресса, а Полина предложила даме успокоительное питье из настоя трав. Та с благодарностью выпила снадобье и поинтересовалась, куда она попала.
— Вы находитесь в доме моего отца, князя Репнина, — сообщила Сероглазка, заботливо поправляя подушку, на которой покоилась пострадавшая нога незнакомки. — Не волнуйтесь, madam, сейчас пошлем за лекарем!
— Ах, нет, княжна, не беспокойтесь, мне уже лучше. Такое не впервые случается со мной. Однажды я подвернула ногу прямо на сцене.