Карнавал обреченных
Шрифт:
— Наконец-то мы вместе, Лиз, — прошептал он, прижимая к себе хрупкую фигурку жены.
— Я считала дни, государь!
— Отныне мы никогда не будем разлучаться!
Дальнейший путь они ехали вместе, в одной карете. Император был необычайно ласков и предупреждал малейшие желания супруги. Все были поражены доброй переменой в их отношениях. Сначала супруги отправились в греческий Александровский монастырь, где выслушали благодарственный молебен. Елизавета Алексеевна чувствовала себя настолько хорошо, что выслушала богослужение стоя. Оттуда они поехали
Репнин провел в Таганроге больше месяца, сопровождая императора и императрицу в краткосрочных развлекательных поездках по азовскому и черноморскому побережью, а также совершая с ними морские прогулки на катере. Он с изумлением наблюдал, как счастлива Елизавета и как светится любовью к ней государь. Сколько нежности изливали друг на друга эти уже немолодые люди, уставшие от бремени российской короны! В октябре супруги съездили на Дон и посетили Новочеркасск. Возвращаться в Петербург императору явно не хотелось, да и Елизавете Алексеевне понравилось на новом месте. Поистине это был их «медовый месяц».
Простая, незатейливая жизнь в Таганроге пришлась по душе не только императору и императрице, но и их крошечному двору. Фрейлины, несколько слуг, повар, доктор Виллие, генерал Дибич и Репнин — вот и всё окружение царской четы. Александр наконец добился того, чего хотел, — познал счастье частной жизни.
Каждый день поутру, когда императрица еще находилась в своих покоях, Александр Павлович без сопровождения слуг выходил в город. Он гулял по улицам, не соблюдая никакого этикета, был всем доступен, учтиво кланялся дамам, запросто беседовал с прохожими, застывавшими от изумления при виде царя. Домой он всегда возвращался с желтыми хризантемами, которые покупал в цветочной лавке. Это были любимые цветы обожаемой Лиз.
— Государь заметно переменился, не правда ли, князь? — однажды доверительно спросила Репнина Елизавета.
— Если и да, то только в лучшую сторону, ваше величество! — искренне ответил Репнин. — Теплый климат благотворно подействовал на него. Его величество буквально светится от любви к вам.
Она счастливо засмеялась и благодарно сжала его руку. Но генерал Дибич, случайно слышавший этот разговор, вечером сказал Репнину:
— Отношения императорской четы умилительны. Такого никогда не было. Диву даешься, глядя на эту возлюбленную пару.
— Вас что-то не устраивает, генерал?
— Упаси бог! Я счастлив, как и все вокруг. Государь устроил здесь настоящий рай земной. Всё было бы прекрасно, если бы не одно обстоятельство, которое не дает мне покоя.
— Что вас тревожит, генерал?
— То, что это не государь.
Репнин пристально взглянул на него, не зная, что ответить. Дибич усмехнулся.
— Я допускаю, что характер человека может измениться под влиянием каких-то обстоятельств. Но не знаю случая, чтобы у него при этом изменился почерк.
Князь невольно поднял брови.
— Ничего не могу сказать по этому поводу. Я не видел, чтобы в Таганроге государь
— Вот именно! Вся деловая переписка императора лежит на мне, он только подписывает бумаги. Подпись похожа на подлинную, но у меня нет полной уверенности. Кроме того, существуют некоторые не подвластные человеку природные манеры, а государь порой ведет себя просто неузнаваемо. Вспомните про камешек.
Дибич имел в виду неприятный случай за завтраком. Государь едва не сломал себе зуб, оттого что в пироге ему попался крошечный камешек. Елизавета ахнула и бросилась к мужу. За столом все замерли в тревоге, ожидая, что за этим последует. Случись такое в Петербурге, повару бы не поздоровилось. Но Александр Павлович быстро овладел собой и, рассмотрев камешек, только усмехнулся и сказал: «Не волнуйтесь, господа. Это не яд».
— Вам не приходит в голову, князь, — тихо спросил Дибич, — что в настоящее время Россия живет без царя?
Репнин ответил довольно жестко:
— Могу сказать только одно, генерал. Наш государь находится рядом с нами. И если у вас есть в этом сомнения, я сумею развеять их. Думаю, что двух пуль нам будет достаточно, чтобы более не возвращаться к этому вопросу.
Дибич удивленно поднял брови, а потом примирительно махнул рукой.
— Ну что вы сразу кипятитесь, князь? Уж и поговорить нельзя…
В начале ноября Александр Павлович вызвал Репнина и неожиданно предложил ему вернуться в Петербург.
— Дибича и Виллие мне вполне будет достаточно, — пояснил он. — А ты, князь, будешь нужнее в столице.
— Кому, ваше величество?
Ответа не последовало.
Немного поколебавшись, Репнин спросил с невольной горечью:
— Значит, ваше величество, моя помощь вам уже не нужна?
Тот еле заметно улыбнулся. Потом после долгого тягостного молчания сказал тихо:
— Последний акт спектакля я должен сыграть без твоего участия.
— Государь, мой святой долг…
Александр прервал его жестом.
— Помолчи, князь. Я сам перед тобой в неоплатном долгу.
Упруго поднявшись, Александр открыл окно, в которое ворвался порыв свежего морского ветра. Пахнуло грозой.
— Ради бога, государь, — промолвил Репнин, — доверьтесь мне. Скажите, что вы задумали?
Набежала туча, и в комнате стало темно. Император приоткрыл дверь и крикнул слуге, чтоб принесли свечи. Пришел старый лакей с канделябром.
— Поставь на стол, Семен.
Но тот почему-то медлил, переминаясь с ноги на ногу.
— Что с тобой, старина? — с улыбкой спросил Александр.
— Ваше величество, нехорошо, когда днем горят свечи.
— Почему?
— Среди дня перед живым человеком свечи не ставят. Плохая примета.
Царь пожал плечами и взглянул на Репнина.
— Ты тоже веришь этим предрассудкам?
— Не верю, государь, но думаю, что ваш слуга прав. Береженого Бог бережет.
— Что за ребячество! Ставь свечи, Семен. Не сидеть же нам в потемках.