Карнивора
Шрифт:
Она глубоко вздохнула и опустила руку. Размотала смоченный бальзамом бинт, посмотрела на ладони. Как обычно, на черной коже проступило несколько красных капель.
— Ничего, — пробормотала Марика тихо. — Теперь, во всяком случае, я ими уже никого не испугаю, — и не стала снова бинтовать руки.
Она спала хорошо, крепко, без снов — большая удача в последнее время — и с первыми лучами солнца отправилась в путь. Оно только успело выглянуть из-за вершин, взбрызнув искрами света снег, который попадался все чаще, когда Марика дошла до памятного обрыва. Глянула направо,
На том берегу ручья стоял Олень.
Он величественно повернул голову, глядя на Марику теплыми карими глазами, и медленно переступил длинными ногами.
Она задрожала всем телом. Что-то оборвалось внутри, сдвинулся камень, сдерживающий бушующий поток — и Марика упала на колени, сотрясаясь от рыданий.
— Прости меня, — прошептала она. — Прости меня, пожалуйста.
Олень долго смотрел на нее, а затем качнул головой, и солнце вспыхнуло между огромными рогами ослепительной белой Короной.
Марика зажмурилась, а когда открыла мокрые от слез глаза, на том берегу никого не было. Она быстро вытерла щеки ладонью, но тут же опомнилась — никто, конечно, ее не увидит, но все равно не стоит размазывать кровь по лицу.
Однако щеки стали сухими. Марика подняла к лицу руки. Ладони были черными, гладкими, мокрыми — от слез. Она вскочила на ноги, глянула на восходящее солнце и быстро зашагала вдоль ручья.
Вниз по течению.
Эпилог
Весь мир принадлежал Агнесс. Все от их с мамой дома до хижины бабушек Доры и Лагит было, несомненно, ее собственностью. И там и там Агнесс следовало слушаться, соблюдать правила — но не здесь. Лес был местом совершенной свободы. Он ничего не требовал, не просил у нее, только шептал: беги.
И Агнесс бежала.
Она выскочила из-под сени деревьев на открытое место — здесь дорога, приходившая из-за холмов, поднималась к Лесу, чтобы дойти до Дрика и исчезнуть в горах.
«Мама, мы когда-нибудь пойдем за холмы?» — спрашивала Агнесс. Мама улыбалась, голубые глаза хитро прищуривались.
«Конечно».
«А ты там бывала?» — вопрос задавался в тысячный раз. Агнесс знала ответ — и все равно спрашивала. Потому что за тем, что скажет мама, крылась целая история, огромный мир — который Агнесс еще не видела. Который ей еще не принадлежал.
«Да, я там бывала», — отвечала мама.
«И там почернели твои руки?»
«Да».
«И побелели волосы?»
«Да».
Сначала Агнесс, конечно, не замечала этого — ни волос, ни рук. Мама была просто мамой, ее руки дарило тепло, а волосы красиво блестели на солнце. Но у бабушек ладони оставались чистыми. И все седые женщины, которых знала Агнесс, выглядели уже старыми, как бабушки. Мама не была старой. Она была молодой и сильной. Что же тогда случилось с ее волосами?..
Агнесс убрала с лица непослушные прядки, которые растрепал налетевший ветер. Тот был теплым, сухим, и потому над долиной сейчас не было тумана, солнце светило ярко и невозмутимо,
По дороге шел человек.
Он шел не быстро, но уверенно, как тот, кто привык путешествовать пешком. Агнесс прикрыла рукой глаза от солнца и присмотрелась. Конечно, от нее до путника было еще очень далеко, но почему-то девочка не сомневалась, что это не сборщик податей. И хотя мама с бабушкой Дорой, пославшие ее за брассикой к Лагит, наверняка заждались Агнесс, она продолжала наблюдать за человеком на дороге. Вот он перешел по мосту, вот начал подниматься, вот его отделяет от Агнесс всего несколько десятков шагов…
— Привет, — улыбнулся человек, остановившись прямо перед ней.
Он был высоким, смуглым, не молодым, но и не старым — и совершенно седым. Темные глаза весело блестели, будто по пути человек думал о чем-то очень радостном, а не о том, когда же закончится долгий подъем. Его длинный балахон выгорел на солнце и покрылся слоем пыли, став грязно-серым. На плече у путника висела котомка, а в руке он крепко сжимал дорожный посох.
Агнесс недоверчиво рассматривала мужчину. Она вдруг вспомнила, что мама не велела ей разговаривать с незнакомцами, если вдруг те встретятся Агнесс по дороге.
— Ты живешь тут, недалеко? — спросил незнакомец тем временем. Девочка настороженно молчала.
— Я ищу один дом, — продолжил мужчина, которого, казалось, ничуть не смущало, что ему не отвечают. — Может, ты знаешь дорогу? До этого места я помнил, куда идти — но дальше боюсь заблудиться.
И он чуть тише и серьезней добавил:
— Я давно тут не был.
Агнесс почесала нос, который щекотали растрепанные ветром волосы. С одной стороны, мама велела не разговаривать с незнакомцами. С другой — Лагит всегда говорила, что надо помогать другим.
Вот и что тут делать?
— Я ищу Дору, — сказал человек, внимательно глядя на Агнесс — и та сразу успокоилась, услышав знакомое имя. Человек искал бабушку — значит, его точно надо к ней отвести.
— Бабушка живет там, — Агнесс махнула рукой на дорогу, по которой только что прибежала. — Но она сейчас не дома, а у нас с мамой, — и Агнесс махнула в другую сторону.
Человек перестал улыбаться и нахмурился.
— Бабушка — у вас с мамой? — переспросил он медленно.
Агнесс кивнула, с любопытством наблюдая за незнакомцем. Кажется, его смутило, что бабушка была у них в гостях. Может, там, за холмами, люди не ходят друг к другу в гости?
— Что ж, — человек улыбнулся, но уже не так радостно, как раньше. — Раз Дора у вас с мамой, наверное, ты не откажешься проводить меня к ней?
Агнесс снова кивнула.
Путник точно был хорошим ходоком — он легко поспевал за Агнесс, которая привычно бежала по извилистой тропинке, перепрыгивая через поваленные стволы деревьев, лужи и канавы. Примерно на середине пути, у разбитой молнией сосны, девочка остановилась, чтобы подождать — но незнакомец шел прямо за ней.