Карнивора

Лейпек Дин

— Тебе нужно просто захотеть, — сказал он мягко — но не так, как Лис, без лживой вкрадчивости. Волк был великодушен и благороден. Он хотел помочь.

Пожелтевшие ветви едва заметно покачивались на ветру, трава оплетала ноги. Из Леса на поляну постепенно выползала тьма, растворяясь в воздухе сизой мглой. Марика посмотрела вокруг, подняла руки ладонями вверх, посмотрела на них — те едва заметно выделялись в темноте белизной кожи.

— Я хочу, — медленно начала она,

чувствуя, как в голосе появляется сила, похожая на Волка, — я хочу — чтобы здесь стало светло!

Внезапно руки прожгло теплом, пробежали мурашки, как если бы они затекли — и вдруг ладони вспыхнули светом. Марика невольно отшатнулась, но руки продолжали гореть и светиться. Она невольно посмотрела на Волка — и в отблесках сияния ей показалось, что он улыбается. Марика рассмеялась, подняла руки, и вся поляна наполнилась светом, он заиграл на пожелтевших елях, отбросил тысячи бликов на пожухшие стебли, разогнал сумерки, отогнал тьму к самым деревьям. Марика завертелась на месте, все еще смеясь, и свет завертелся вместе с ней, отражаясь в голубых глазах Волка, в сотне глаз, внезапно окруживших Круг. Раздался вой, он отозвался в глубине Леса, и новые серые тени устремились к поляне, вышли из темноты. А в центре кружилась Марика, и смеялся Волк, смотревший на нее, и больше не было осени, ночи, холода — был только свет, он рождался у нее внутри и изливался наружу, останавливая саму смерть…

— Марика!

Тепло в ладонях исчезло, сменившись внезапным холодом, свет погас — и Волк растворился в тенях деревьев, как и сотни глаз, пришедших на его зов. Марика обернулась. На опушке стояла Дора.

— Ты видела? Видела, что у меня получилось?!

— Видела, — глухо сказала Дора, и с этим словом улетучились последние следы радости, заполнявшей до того поляну.

— Я говорила тебе, чтобы ты бежала отсюда, — продолжила Дора так же тихо.

— Прости, мама, — Марика опустила голову. — Я больше не приду сюда.

Дора усмехнулась — совсем не весело.

— Теперь, Моар, уже поздно.

* * *

Они сидели за маленьким обшарпанным столом и смотрели на нее — мама, бабушка Кейза и бабушка Лагит. Марика чувствовала взгляд каждой так, будто на нее взвалили непосильную ношу, и не одну, а три за раз. И обе бабушки были, как скалы. А мама…

Мама была чужой.

Марика ощутила это, еще когда они шли по темному Лесу. Дора молчала, лишь изредка тихо напевая песню — ту, что отгоняла Волка, — а Марика плелась за ней, чувствуя, что теперь навсегда между ней и мамой будет свет, отражавшийся в глазах волков. Они ссорились и раньше, мама сердилась, мама наказывала ее, мама подолгу молчала. Но то, что случилось сейчас, было непоправимо. И от того становилось невыносимо тоскливо, и даже Волк не мог прийти — потому что Дора отгоняла его.

Она отослала прочь Кита. Прогнала Волка. А теперь оставила сама — только потому, что совсем недолго Марика была счастливой и свободной.

Лес шумел осенним ветром, чистым и пустым.

На

следующий день Дора привела Кейзу. И вот теперь они втроем сидели и смотрели на Марику, как будто она совершила ужасное преступление.

Но, в конце концов, она же даже не знала, где находится Круг! Могли бы сами рассказать ей, чтобы она на него не наткнулась. Раз это было так уж важно.

— Моар, — жестко сказала бабушка Кейза. — Ты понимаешь, что произошло?

Во рту внезапно пересохло, и Марика, разом растерявшая всю свою злость, прошептала еле слышно:

— Я вошла в Круг.

— А потом?

— Я захотела, чтобы стало светло.

Бабушка Кейза и мама переглянулись.

— Посмотри на свои руки, — велела Кейза. Марика послушно уставилась на ладони — и только тут заметила, что они будто слегка посерели. Марика потерла их о подол туники — но грязь не оттиралась.

— Это не отмоется, — спокойно сказала Дора, покачав головой. Подняла ладонь — и Марика впервые увидела, что и у мамы она покрыта едва заметной серой тенью.

— Что это? — испуганно спросила она.

— Плата за магию. Всегда, когда совершается заклинание, на ладонях остается след. Первый сильнее предыдущих — но каждый раз магия добавляет новую тень.

— А почему тогда у бабушки руки чистые? — удивилась Марика.

— Моя магия — другая, — сухо усмехнулась Кейза. — Я не вмешиваюсь в естественный ход вещей, только помогаю ему. А вот маги, которые призывают свет во тьме, воду в пустыне, излечивают безнадежно больных и создают то, чего никогда не было — они меняют мир. И платят за это.

— У взрослых магов ладони темные, почти черные, — продолжила Дора — и смутное воспоминание промелькнуло в голове. Будто Марика уже видела это — человека с черными руками.

— Моар, — резкий голос бабушки Кейзы вырвал Марику из раздумий, — то, что ты сделала вчера, нельзя исправить. Один раз прикоснувшись к силе аркависса, ты стала навсегда связанной с ней. Эту силу нужно уметь контролировать. И никто из нас не сможет тебя этому научить.

— И что же теперь делать? — растерянно спросила Марика.

— Не знаю, — жестко бросила Кейза, пожав плечами — будто ее теперь и не волновало, что будет с внучкой.

И тогда Марика разозлилась окончательно. Ее ругали за то, что случилось совершенно случайно — так им было еще и все равно, что с ней теперь будет!

— Вы могли мне об этом рассказать! — крикнула Марика, вскакивая из-за стола. — Объяснить, почему мне нельзя заходить в Круг! Если это так опасно, что теперь ничего нельзя исправить!

— Кто сказал, что ничего нельзя исправить? — вдруг тихо спросила Лагит, которая до того хранила полное молчание.

Кейза и Дора обернулись к ней, а Марика тут же замолчала и заставила себя перевести дыхание. Бабушка Лагит никогда вмешивалась, когда говорили ее сестра и дочь. Так и не став настоящей ведьмой, она как будто вместе с этим отказалась от права голоса, доверившись мнению других.

Но, кажется, не навсегда.

— Ей ведь могут помочь в Кастинии, — продолжила Лагит осторожно, и у Марики замерло сердце.

Кастиния. Школа магов. Школа, куда ушел Кит.

Если ее отправят в Кастинию, она снова увидит Кита и станет магом. Как он. Они вместе станут магами, вместе смогут…