Каролин и Каро

Шелдон Мэри

Она встала, возвратилась в дом. Она уже твердо знала, что дни ее пребывания в коммуне сочтены. И еще кое-что стало ей ясно. Она уйдет не потому, что ее товарищи в чем-то изменились, временно поддавшись завораживающему голосу сирены. Свои сладкие песни Зоэ пела не для них — она звала за собой только ее одну. Каро, свою дочь.

Она устроила отходную вечеринку с яблочным пирогом собственного производства, хотя уже знала, что никто не станет по ней скучать. Нейл, уже не отходившей от Дэниэлла в этот вечер, не терпелось выпроводить

Каро. Все что-то говорили о письмах друг другу, но Каро очень сомневалась, что письма воспоследуют.

Она вошла в вагон с одной своей объемистой плетеной сумкой, с которой так удобно было воровать консервы в универсаме, и всю дорогу до Лос-Анджелеса тупо смотрела в окно. Она твердила себе, что последние четыре месяца были не пустой тратой времени, что она не совершила ошибки, присоединившись к коммуне. Она ошиблась только в определении своих намерений. Опять вышло так, что она сыграла роль — на этот раз девушки, порвавшей с обществом. И вот театральный сезон завершен, и спектакль снят с репертуара.

Мать приехала на вокзал встречать ее на своем белом “Мерседесе”.

— Тебе надо помыться, — первое, что сказала Зоэ.

В сентябре у них состоялся серьезный разговор.

— Я собираюсь в Нью-Йорк, — сказала Каро.

— Зачем? — осторожно поинтересовалась Зоэ. — Там что, образовалась какая-то другая коммуна?

— Нет, — ответила Каро. — Там Бродвей. Зоэ радостно хлопнула в ладоши, потом крепко обняла дочь.

— Что ж, я должна сказать, что думала ты долго, но зато и порадовала меня наконец.

Она мгновенно взялась за дело: закупила для дочери целый гардероб для длительного проживания на Восточном побережье и отвезла Каро в салон Элизабет Арденн, где Роберто сделал ей стильную прическу. Зоэ просмотрела театральные справочники в поисках возможных будущих агентов. В конце концов, уже ничего не оставалось делать, кроме как только заказать билет на самолет.

— В один конец? Или туда и обратно? — поинтересовалась Зоэ.

— Только туда, — ответила Каро. Зоэ была довольна таким ответом.

— Это означает, что у тебя серьезные намерения.

— Вполне.

— Отлично.

В аэропорту Зоэ вручила дочери деньги на первые полгода жизни в Нью-Йорке.

— Давай, девочка, вот теперь уже пни их всех хорошенько.

Они обнялись на прощание.

— Когда получишь первую роль, я прилечу на тебя посмотреть. Но учти, я не трачусь на перелеты ради хористок.

— Вы по делу в Нью-Йорк? — полюбопытствовала соседка в салоне самолета. Ей было около семидесяти. Возраст выдавали ее изуродованные артритом пальцы.

— Вы угадали, — откликнулась Каро. — В Манхэттен. Хочу поступить на сцену.

— Как интересно! А у вас там родственники? — Каро чуть помедлила с ответом.

— Да, — сказала она. — Отец, мачеха и сводный брат.

— Должно быть, они вас ждут не дождутся.

— Нет. Они не знают, что я приеду.

— Значит, это будет для них сюрприз?

— В

некотором роде.

Она не сообщила отцу о своем решении и заставила Зоэ пообещать, что та им не расскажет. С одной стороны, она хотела справиться сама, а с другой — когда она в последний раз покидала Нью-Йорк, отец даже не повернул головы в ее сторону и не произнес ни слова на прощание.

Самолет начал снижаться. Окутанный густой облачностью огромный город выглядел зловещим и таинственным.

— Ну, удачи вам, — попрощалась с Каро старушка. — Буду искать вас на Бродвее.

Каро вышла из самолета. В аэропорту было шумно и ослепительно светло. У каждого выхода толпились люди. Они выискивали взглядом среди прибывших пассажиров тех, кого пришли встречать, махали руками, что-то кричали, проталкивались им навстречу.

Почему-то и Каро вдруг показалось, что кто-то окликнет ее по имени, хотя было нелепо предполагать, что отец встретит ее. И все же она задержалась на несколько минут и только потом встала в очередь за багажом.

Остановилась она пока в гостинице. Утром прошлась по Парк-авеню. Постояла у дома, где жили отец, Мэг и Адам. Цветы на подоконниках поменялись. Швейцар тоже был другой. Она не стала заходить, а пересекла улицу и уселась на ближайшую скамейку напротив дома.

Каро знала, что вполне могла бы зайти. Вероятно, ей давно простили то, что случилось тем летом, — ведь минуло уже три года — срок достаточный для прощения даже большей вины. Она знала, что, если поднимется, в квартире ее встретят приветливо. Мэг предложит ей выпить чаю, а затем, несомненно, вызовется помочь в поисках подходящего жилья.

Только сейчас она — ничья дочь, ничей ребенок. Она просто взрослая женщина, начинающая самостоятельную жизнь в одиночестве.

Ей было приятно считать себя таковой.

И все же она не уходила со скамейки и прождала так минут пятнадцать. Каро не увидела ни отца, ни Мэг, но без четверти восемь появился Адам. Он очень вырос, отросли и его волосы. Они вились и были в диком беспорядке. Но походка осталась все та же. И кисти рук, придерживающих школьный ранец, по-прежнему остались маленькими и изящными.

Каро едва не помахала ему. Чуть не устремилась к нему через улицу. Она знала, что он непременно сбросит свой ранец и кинется обнимать ее, так, как обнимались люди при встрече в аэропорту. Она скажет ему, что ее пребывание здесь надо держать в секрете и что только он — единственный, кому она захотела открыться.

Но ничего этого Каро не сделала, а через мгновение школьный автобус заслонил от нее Адама. Когда он отъехал, мальчика на тротуаре уже не было.

Каро встала со скамейки и продолжила свою прогулку по Парк-авеню. Через год она даст знать о себе. Через год она пришлет им всем билеты на бродвейское шоу. А пока ей было достаточно увидеть Адама, поглядеть на его все еще маленькие изящные ручки.