Каролина: между дождем и градом
Шрифт:
– Что они такого туда добавляют? Может, приправы…
– Тебе плохо? – спохватился Марк. – Белая, как мел.
Не в силах больше сдерживать рвотный спазм, я вскочила на ноги и что есть силы побежала в уборную. Последнее время еда совсем редко бывала в моем желудке, так что опорожнять было особо нечего. Приведя в порядок внешний вид, вышла в коридор и застопорилась.
Не хотелось возвращаться за стол. Даже месяц спустя эти люди вызывали у меня отторжение и омерзение. Я не могла смотреть им в глаза, не желала делить одно пространство. Завернув в библиотеку и
– Мы тебя потеряли.
Испуганно обернувшись, я с удивлением заметила поднос в руках старшего Орлова. Сейчас на нем была лишь овсянка и утренние булочки.
– Хочешь ты или нет, – не спрашивая разрешения, мужчина сел напротив, гневно сверкнув глазами, – тебе надо поесть.
– Иначе, – вопросительно изогнув бровь, я саркастично закатила глаза, – вы лишите мою семью спонсорской поддержки, да?
Владимир сцепил зубы так, что те хрустнули. В полумраке его лицо, казалось, вытянулось, словно у зверя. Ноздри раздраженно раздувались, когда он процедил каждую букву:
– Если потребуется, то да.
Орлов нависал надо мной, как скала. Вдавливал в стену позади не терпящим возражения взглядом. Не в силах больше выносить его присутствия, я нехотя выхватила тарелку, демонстративно проглотив огромную порцию безвкусной субстанции залпом.
– Теперь вы можете уйти, – если Орлов и научил меня чему-то, помимо равнодушия ко всему вокруг, так это прожигающему душу взгляду. Теперь я могла ответить той же монетой.
– Я уйду тогда, – и все же чеканить слова холодным басом, пробирая до костей, была прерогатива главы семейства, – когда увижу пустое дно.
Ложка в руках предательски дрогнула. Не от страха, а от общего истощения. Вслед за душой будто умирало тело, само отказывалось работать.
Владимир изменился в лице, тяжело выдохнув. Молча он выдернул тарелку из моих рук, теперь ложка была в более надежной хватке.
– Что вы… – стоило распахнуть рот, как он наполнился овсянкой. – Я ведь сама могу…
– Ешь. Молча, – выгнув голову в бок, Владимир будто бросал мне вызов. Я была слишком слаба, чтобы принять его. И первым чувством, проснувшимся ото спячки после месяца затишья, стал именно страх.
С радостью обнаружив пустую тарелку, я на удивление почувствовала себя в разы лучше. Спрыгнув на пол, устремилась к выходу:
– Теперь я могу, наконец, остаться одна?
Сильные пальцы, как оковы, сомкнулась на моей кисти, дергая на себя. Я была вынуждена обернуться, заглянуть в выжидающие глаза мужчины, словно на допросе.
– В этом доме обижают тебя? – требовал, буквально кричал Владимир.
– Нет, – рука его все сильнее и сильнее сдавливала кожу, но я смотрела лишь в глаза хозяину дома, гордясь при этом собой. Огромной выдержки потребовалось ради такого пустяка!
– Тебя тут в чем-то ущемляют? Притесняют?! – Владимир рычал на меня, как зверь. Злился, глаза его бешено сверкали. Я ничего не ответила, от ужаса и мурашек по телу язык прирос к нему. И тогда Орлов
С губ сорвался смешок, бровь вздернулась:
– Не было чего, Владимир? Того секса по пьяни, ради исполнения вашего сумасшедшего обряда? – даже в темноте было видно, как по лицу мужчины напротив прошла тень, но меня было уже не остановить. – Я осталась лишь потому, что нет ничего в моей жизни важнее семьи. Вы дали мне выбор без выбора, но это не умаляет того факта, что я ненавижу вашу семейку!
– Каролина, – мертвый голос, как из преисподней, пробрал бы до мурашек прежнюю Каролину, но мне было плевать. – Прошу…
– Но больше всего, Владимир, – мой указательный палец уткнулся в грудь главы семейства. Он вздрогнул, задохнулся, но на лице все еще сохранялась безучастная маска, – я ненавижу вас. Вы – главное чудовище… А все вокруг – ваши приспешники. Мелкие мошки, когда главная опухоль четы Орловых, – обведя ладонью мужчину, я прошептала, – вот.
Уходя прочь, я чувствовала на себе Его взгляд. В ту секунду мне казалось, словно что-то изменилось в нас обоих.
– О, малыш! – хлопнув дверью, я заставила Марка подскочить на постели. С некоторых пор он предпочитал спать абсолютно голым. – Наконец-то ты вернулась. Иди ко мне?
Муж откинул одеяло, якобы случайно демонстрируя полностью готовый половой орган к исполнению супружеского долга. Я упала на постель полностью в одежде, заматываясь в плед с головой и демонстративно закрывая глаза.
– Спокойной ночи, – хлопок в ладоши, и свет вокруг потух, Марк оторопело замер. Сердце мое до сих пор выскакивало из груди после стычки с Владимиром, я снова и снова обдумывала, выльется ли мне подобное откровение боком. Когда ладонь парня неожиданно заползла под мой кокон, не двусмысленно проникнув прямиком под штаны, сжимая ягодицу. – Марк…
– Что, Каролина? – сексуальный, как ему казалось, голос намерен был возбудить, пока руки гладили тело. Я попыталась оторвать их от себя, но сегодня Марк был особенно настойчив. – Ты не забыла, что моя жена?
– Ты каждый день мне об этом напоминаешь, – сцепив зубы, вынужденно признала. Кожа покрылась мурашками, стало не по себе от прикосновений парня, когда-то даривших бабочки в животе.
– Так, может, – голос его звучал неожиданно грубо. Резко потянув меня на себя, Марк оказался сверху, полностью голый, вжимающийся в мой живот вставшим колом членом, – ты мне, наконец, об этом напомнишь?
– Я… – непрошенные слезы выступили на глазах. – Я не хочу, прости…
– Месяц! – закричал он, кинув подушку с рыком в другой конец комнаты. – Месяц я в браке и до сих пор дрочу в ванной, как какой-то школьник!
Распахнув рот, я почти произнесла: «Прости!», а потом мозг мой напомнил, что мой собственный муж не заслужил подобного. Один тот факт, что я вынуждена была каждую ночь принимать его объятия, делить одно одеяло, – уже убивали, разрезали на части, закапывали живьем. Посему я выбрала для себя равнодушное молчание.