Карт-Бланш для Синей Бороды

Лакомка Ната

Как ни странно, Вамбри не сказала ни слова по поводу моего самоуправства, и зайдя в преображенную спальню лишь насупилась, пристукивая босой пяткой по полу. Да, с некоторых пор в доме было запрещено ходить в уличной обуви — я велела выкинуть весь тростник, перестелить полы новыми досками и укрыла их коврами, выписанными из столицы. Всем домочадцам были выданы домашние туфли и отдан строжайший приказ ходить только в них.

Для Вамбри я самолично купила мягчайшие замшевые туфли на мягкой подошве, отороченные мехом. Они были чудо, что такое —

с ремешочком внахлест и серебряными пуговками. Туфли были поставлены у порога спальни, чтобы хозяйка комнаты не смогла пройти мимо.

Кстати, раскладывая одежду падчерицы по новым сундукам, я обратила внимание на бедность и скудость ее гардероба. У Вамбри не было ни одного платья, всего две-три юбки, которые постеснялась надеть бы и моя бабушка, зато целая груда поношенных мешковатых штанов и камзолов — принадлежавших, видимо, графу.

Что же касается комнаты самого де Конмора, тут мне пришлось поломать голову.

Я с трепетом вошла в его спальню, не зная, как отнесется по приезду мой муж к такому вторжению. Не осмелившись на слишком менять обстановку, я оставила старинную тяжелую мебель, не осмелилась открыть ни одного сундука и не заглянула в ящики письменного стола.

Спальню мужа я в конце концов решила сделать в приглушенных синих тонах. Мне не было известно, каков его любимый цвет, но показалось, что синий будет приятен графу, и не слишком раздражителен. На кровать я постелила новое покрывало из лучшей козьей шерсти — мягкое, легкое и пушистое, как снег. Новые подушки, набитые свежим гусиным пухом, новая перина — теперь граф будет спать, как король. Заканчивая уборку в комнате, я улыбалась своим мыслям. Ведь мой муж и не представляет, какие изменения ожидают его.

Кроме того, я распорядилась поставить елку. Даже в самые плохие наши годы матушка всегда ставила елку у нас дома. Невозможно представить, сколько радости мне доставила возня с лесной красавицей. По моим указаниям, слуги поставили елку посреди гостиной, вкопав в бочку, наполненную землей, а зеленые ветки я украсила орехами, яблоками и раскрашенными вареными яйцами, подвесив их на витых золотых шнурках. Получилось очень красиво и празднично, и за вечер все слуги замка перебывали в гостиной, чтобы полюбоваться на дерево.

Даже Вамбри прибежала тайком. Я увидела, как она стоит у елки, перебирая игрушки, и побоялась зайти в комнату, чтобы не смутить ее.

До нового года оставалось всего несколько дней, и в кухне началась настоящая каторжная работа. В помощь Барбетте были приглашены несколько женщин из деревни, и все они сбивали яйца, толкли орехи и пряности, выпекали штоллены и сладкие пироги с начинкой. Я почти не вмешивалась в их священнодейство, посчитав, что здесь справятся и без меня, но изготавливать шоколадные конфеты не доверила никому.

Барбетта с удивлением смотрела, как я крошу бобы какао, как дотошно отмеряю количество сахара и сливок, и болтала не переставая.

— Господи, я представить не могу, что произойдет, когда

милорд вернется! Этот дом преобразился, когда вы появились, миледи! У меня такое чувство, что я нахожусь в сказке! Да все наши так думают. Старый Сквирри говорит, что вы — ангел, посланный нам с небес. И это на самом деле так! Как бы мне хотелось, чтобы господин граф это оценил. Мужчины любят покой, уют и вкусную еду, а всего этого теперь в Конморе хоть отбавляй! Вот увидите, он вернется и станет, наконец-то, спать спокойно, и прекратит бродить… — она замолчала, сделав вид, что занята чисткой миндаля.

— В чем дело, госпожа Барбетта? — спросила я спокойно. — Продолжайте. И перестанет бродить по ночам. Вы это хотели сказать?

Служанка пристыжено молчала.

— Бросьте, — сказала я, орудуя толкушкой. — Я же не вчера родилась. Вы все выдумали про Удушенную Даму. Вы не хотели, чтобы я ходила по замку ночью и наткнулась на графа.

— Простите, миледи. Но так для вас будет лучше. Граф, порой, сам на себя не похож

— может накричать, может и ударить. Особенно перед тем, как запрется в своей проклятой комнате.

— В комнате? — спросила я, оставляя работу.

— Есть у него потайная комната наверху. Никого туда не впускает. Что уж он там делает — не знаю, но выходит оттуда, как старик — шаркает ногами, и лицо у него становится совсем желтым.

— И как часто он там запирается?

Барбетта посчитала по пальцам:

— Раз в две недели, бывает и чаще. Не подходили бы вы к нему, миледи, когда он не в себе. Про Удушенную Даму я хоть и приврала, но ведь прапрадед милорда и в самом деле трех своих жен поубивал. Король приговорил его в вечному заточению, так он и умер в монастыре, в замурованной келье.

— Прадед милорда? — переспросила я.

— Прапрадед. Милорд похож на него, как две капли воды. Только вот не убийца он, нет.

Ключ от потаенной комнаты так и прижег меня между ключиц, наверное, я побледнела, потому что Барбетта спросила, хорошо ли я себя чувствую.

В ту же ночь я вышла из своей комнаты, чувствуя себя вором и разбойником, и прокралась на четвертый этаж, к хрустальному окну. Я несла с собой свечку, прикрывая ее рукой, чтобы свет никого не потревожил. Но никто из слуг мне не встретился, и до потайной комнаты милорда графа я добралась без приключений.

Я долго не могла отыскать хитро запрятанную замочную скважину, а потом долго не могла попасть в нее ключом. Ключ повернулся легко и без скрипа, и я открыла двери, холодея от страшного предчувствия. Что я увижу? Какую страшную тайну графа раскрою? Я прекрасно помнила про запрет, и осознавала, что угрозы, которые высказывал мне муж, вполне реальны. Но остаться в стороне не могла.

Жена — это та, что делит с мужем жизнь, а жизнь — это не только радости и приятности. Став женой графа, я должна разделить и его страхи. Так я подбадривала себя, готовясь лицом к лицу встретить то ужасное, что скрывала комната.