Карт-Бланш для Синей Бороды
Шрифт:
47
Надо ли говорить, что ночь я провела дурно, мучаясь кошмарами. Мне все время казалось, что сейчас войдет мой муж, требуя ключ, а потом обвинит меня в нарушении запрета. Украденный кусочек я предусмотрительно спрятала под подошву туфли, боясь, что он будет обнаружен.
Но наступило утро, а граф так и не явился.
Правильно ли я сделала, нарушив запрет мужа? Пусть и из лучших побуждений, но получалось, что я предала его. Показалось ли мне, или вчера между нами, действительно, что-то произошло? Что-то странное, удивительное,
Приступив к приготовлению завтрака, я узнала от Барбетты, что граф опять уехал ночью по каким-то срочным делам, но скоро должен был вернуться. Лучше было бы не вызывать подозрений, но я все равно сбежала из замка, убеждая себя, что это — не бегство, а необходимость.
Какая была необходимость наблюдать за тем, как слуги очищают от снега садовую беседку — я бы связно объяснить не смогла, но упорно стояла на морозе, спрятав руки под накидку, и смотрела, как строение обметают от снега и скалывают намерзший лед. Скульптура наверху, показавшаяся мне по приезду горбатым гномом, на самом деле изображала лебедя. То ли от времени, то ли по другим причинам тонкая шея лебедя обломилась, и теперь безголовая птица представляла собой крайне жалкое зрелище. После того, как счистили снег, я нашла и саму лебединую голову — она валялась возле беседки, намертво вмерзшая в землю. Работа была очень тонкая — клюв, глаза, каждое перышко было выточено с огромным мастерством.
Я спросила у старого Сквирри, как сломалась статуя и почему ее до сих пор не починили.
— Так милорд не велел ее трогать, — пояснил старик, опираясь на метлу, которой смахивал снег с каменных плит, — он сам и разбил ее. После того, как вторая миледи погибла.
— Сам разбил? Зачем?
— Вот уж не знаю, миледи, — старик развел руками. — В Конморе не принято, чтобы слуги расспрашивали хозяев о том, зачем они делают то или это. Если вам интересно — сами и спросите. Но на вашем месте я не стал бы этого делать…
— Почему? — спросила я, разглядывая изуродованную каменную птицу. Несомненно, после того, как лебединая голова упала на землю, по ней били еще — на это указывали многочисленные щербины и сколы.
— Вряд ли милорду будет приятно об этом вспоминать. Он очень переживал, когда миледи Эстер погибла.
— Говорят, она упала с лошади и сломала шею? — спросила я тихо.
— Что уж там с ней произошло в горах, мне не известно, — ответил старик. Он был очень разговорчив — наверное, обрадовался возможности устроить передышку. — Только она уехала утром, а вечером ее конь вернулся один. Мы искали ее два дня и нашли на камнях — совсем мертвую. Милорд пошел и раздолбил бедного лебедя. Он, вообще, тогда был не в себе. Сам залез на беседку, сломал статую, а потом еще внизу лупил по ней топором.
— Леди Эстер была ему очень дорога, раз милорд так переживал… — я посмотрела на беседку — она больше походила на миниатюрный дом, и скрывала новую тайну. Что за судьба у милорда графа, если тайны так и роятся вокруг него?
— Он ее сильно любил, наш милорд, —
— Поругались? — я быстро повернулась к старику. — А о чем они говорили, вы не помните?
— Что вы, миледи, — обиделся Сквирри, — в Конморе слуги не подслушивают разговоры господ! Я пойду, миледи.
Он пошел прочь, словно я оскорбила его лучшие чувства.
— Постойте! — окликнула я его.
Старик оглянулся.
— Вы говорите, что милорд сам разбил лебедя. Но как он смог забраться на беседку? Вы ведь знаете, у него больная рука… С одной рукой залезть на такую высоту невозможно.
— А тогда он был здоров, миледи. И забрался на самую крышу, как белка на сосну!
Слуга ушел, а я продолжала стоять, не замечая, что ветер швыряет пригоршни снега мне прямо в лицо. Два года назад граф был здоров, и он поссорился с женой, после чего она погибла. Не тогда ли началась странная болезнь? Вопросов было много, а ответов — ни одного.
Внезапно заторопившись, я почти бегом вернулась в замок и столкнулась со слугой графа — рыжим Пепе.
— Где ваш хозяин? — спросила я учтиво.
— Поехал в деревню, — ответил тот.
— А вас с собой не взял?
— С ним Гримси и Боско, если вы волнуетесь.
— Пока вы ему не нужны, могу ли я просить вас об одолжении?
— Все, что угодно, миледи, — с готовностью поклонился он.
— Мне надо съездить в Ренн, — я понизила голос и сказала таинственно: — Хочу купить подарки для милорда и его дочери, но об этом никто не должен знать. Положу подарки под елку, чтобы они нашли их в первый день нового года. Вы отвезете меня?
— Подарки — это хорошо, — согласился Пепе, — но не лучше ли дождаться, пока милорда? Он бы и отвез вас.
— О чем вы? — сказала я укоризненно. — Покупать подарки для милорда вместе с милордом? Подарок должен быть приятной неожиданностью. Разве нет?
— Пожалуй, вы правы… — согласился Пепе. — Хорошо, я запрягу пару, а вы собирайтесь. Домчимся до Ренна — глазом моргнуть не успеете!
Мы и в самом деле добрались до Ренна очень быстро, хотя Пепе не гнал лошадей и давал им отдохнуть в пути. Чтобы не вызвать подозрений, я сначала наведалась в торговые ряды, и вернулась с коробочками и свертками, а потом попросила остановиться возле аптеки.
Аптекарь — господин Рильке — принял меня сразу же, проводил в кабинет и услужливо уставился поверх круглых очков.
— Чем могу служить госпоже графине?
— Можете называть меня, как и прежде — Бланш, — сказала я, — «графиня» — это слишком официально, — и сразу перешла к делу.
Достав из перчатки кусочек «сахара» из шкатулки Сильвани, я протянула его аптекарю. Тот взял странное снадобье двумя пальцами, оглядел через стекла очков, потом поднял очки на лоб и снова осмотрел кусочек самым внимательнейшим образом.
— Где вы это взяли? — спросил он.
— Неважно, — строго ответила я, — хочу знать, что это такое.