Карт-Бланш для Синей Бороды
Шрифт:
— Я прикасалась к вам сотни раз, милорд. Когда делала вам массаж, если помните. Простите, что пропустила несколько дней. Мне сделать вам массаж?
— Это не то, Бланш! — перебил он, все сильнее сжимая мою руку. — Не делай вид, что не понимаешь. Я прошу других прикосновений. Других, — он приложил мою ладонь к своей щеке, потом прижал к губам, потом к своей груди. Сердце его билось сильно и ровно, в то время, как мое заходилось неровными скачками. — Ведь я тебе нравлюсь. А если нравлюсь, не смогла бы ты… проявить больше нежности ко мне?
Тут я мысленно обозвала себя дурочкой.
— Я такое чудовище, что даже не заслуживаю нежности?
Так как я продолжала молчать, он вздохнул и отступился. Вернулся к постели и рухнул на перину, заложив руки за голову и закрыв глаза.
Я осталась стоять, не зная, что сделать. Может, попытаться еще раз уйти?
— Ложись спать, Бланш, — сказал мой муж. — И не бойся, я тебя и пальцем не трону. День был слишком тяжелым для тебя, а я — вопреки твоим убеждениям — вовсе не бесчувственный чурбан. Мне будет спокойнее, если ты рядом. Кто знает, что придет в голову той милой даме, что пыталась тебя утопить.
Упоминание об убийце взбодрило не хуже розги:
— Мы не знаем доподлинно, что именно эта дама — убийца! — возразила я.
— Единственное, в чем я уверен, что убийца — не я, — сказал Ален. — Поэтому рядом со мной ты точно будешь в безопасности. Ложись спать, только свечу не гаси.
Он отвернулся к стене, давая таким образом мне возможность раздеться.
Но я колебалась. Первую брачную ночь мы провели в одной постели весьма спокойно, только сможет ли граф сдержаться сейчас?.. Смогу ли я противостоять… своим собственным желаниям?
— Хочешь, чтобы я помог тебе раздеться? Так я готов, — сказал граф, и я поспешно начала распускать шнуровку на корсаже.
Через несколько минут я на цыпочках пробежала к дальнему краю постели и забралась под одеяло, стараясь быть как можно незаметнее. Я лежала спиной к графу, и любой шорох с его стороны заставлял меня вздрагивать и замирать, желая и опасаясь, что вот сейчас на мое плечо ляжет тяжелая рука. Да, раньше я и подумать не могла, что можно и бояться, и ждать мужских прикосновений. Как резко изменилась моя жизнь, и всему виной — тот странный человек, который был моим мужем.
— Бланш, — от звука мужского голоса я подскочила, словно ужаленная. — Какая ты пугливая, — произнес Ален, укутывая меня одеялом и прижимаясь со спины.
Я ощущала его присутствие ближе, чем собственную кожу, и подумала, что вряд ли смогу уснуть при таком соседстве. Собравшись с духом, я пожелала:
— Спокойной ночи, милорд.
— Спокойной ночи, — сказал он, а потом добавил: — Все изменилось, когда я встретил тебя. И сам я изменился… хочу измениться…
— Бог вам в помощь, милорд, — ответила я. — Стать лучше — это прекрасно, хотя и трудно. Я уверена, что вы справитесь. И моя помощь вам ни к чему.
Он тихонько поцеловал меня в затылок и больше не заговаривал. Прошло около четверти часа, и дыхание графа стало ровным — он уснул. Только тогда я осмелилась выбраться из-под его руки и свернулась клубочком на самом краю кровати. Я думала, почувствую себя свободнее, но мне, наоборот,
71
Проснулась я поздно, и первым делом посмотрела на постель рядом с собой. Графа не было, и только смятая подушка напоминала, что вчера он спал рядом со мной. Я умылась и оделась, и вышла из спальни мужа, намереваясь приступить к своим каждодневным обязанностям. Пепе сидел на полу у стены, и при моем появлении вскочил, кланяясь.
— А где ваш хозяин? — спросила я.
— Уехал, миледи.
— Уехал?
— В Анже, миледи. С Гюнебрет.
— Ах, вот как.
Наверное, Гюнебрет понравилось быть на виду, и они с отцом уехали с визитом, или прикупить чего-нибудь в лавках. Я почувствовала разочарование, что не позвали меня, но тут же напомнила себе, что сама вчера отказала в нежности графу, а поэтому вполне понятно, что он не захотел видеть меня сегодня.
В кухне сновала Барбетта, и при моем появлении бросилась ко мне, осыпая благодарностями. Из ее сбивчивых объяснений я поняла, что граф пришел к ней с утра, был необычайно милостив и сказал, что пока прощает ей небрежность, потому что об этом просила жена. Еще он передал служанке десять серебряных монет «за то, что вчера был слишком резок».
Но хотя Барбетта так и светилась, мне было совсем не радостно. Вчера граф готов был наказать невиновного, а сегодня привычно откупился. И хотя он прав — в этом мире деньги лучше всего устраняют разногласия и заставляют молчать недовольных — мне стало совсем тяжело на душе.
Весь день мы приводили замок в порядок после прошедшего праздника. В саду с деревьев сняли фонари, на первом этаже снова раскатали ковры, и дом обрел уют и спокойствие.
Когда все дела были закончены, я ушла к себе. Граф с дочерью так и не вернулись
— возможно, решили задержаться в Анже. Я села на кровать не раздеваясь и вспомнила вчерашний вечер. Правильно ли я поступила, отказав графу… в нежности? Не обидело ли это его настолько, что теперь он и видеть меня не захочет? Не лучше ли было уступить? Разве не этого мне хотелось?
Я со вздохом упала на кровать, сложив руки на животе и глядя в полог балдахина. Раз за разом повторяя наш с графом разговор, я все больше убеждалась, что поступила правильно. Желания нашего сердца не всегда разумны, а подчас и безумны, и я стала бы безумной, если бы подчинилась им.
В дверь тихо постучали, и я решила, что это Барбетта принесла мне горячий чай или Пепе зачем-то решил меня побеспокоить. Он весь день ходил за мной тенью, а на ночь — я была в этом уверена — устроился в коридоре, чтобы охранять меня.
— Сейчас открою, — сказала я, отодвигая засов, и, распахнув двери, застыла на месте, а сердце мое, наоборот, пустилось в безумный пляс.
Передо мной стол граф де Конмор, и судя по всему он только что вернулся — даже не снял меховой плащ.
— Добрый вечер, Бланш, — сказал он необыкновенно приветливо. — Набрось что- нибудь потеплее и обуйся. Хочу кое-что тебе показать.