Картина в тайнике
Шрифт:
Роман Панасович незаметно посмотрел на женщину: глаза у нее наполнились ужасом, губы дрожали. Внезапно подумал: "А если все это правда? Все так, как рассказывает Семенишин? Могло быть? Конечно, могло. А "Портрет" Эль Греко тем временем..."
– Следовательно, вы утверждаете, что не знаете, где живет Прусь, и никогда не были у него дома?
– Это истинная правда!
– Семенишин приложил обе ладони к груди.
"Если его отпечатки пальцев не идентичны отпечаткам на стакане с недопитым портвейном...
– подумал Козюренко.
– Прямых доказательств пока что
– Насколько мне известно, Прусь не очень щедрый человек и никому денег не одалживает...
– Он сознательно говорил о покойнике, как о живом, надеясь, что Семенишин как-то прореагирует на это. Но тот сидел потупившись.
– Почему же он отдал вам всю зарплату и еще пообещал полтысячи?
Семенишин поднял голову, и Козюренко заметил, как забегали у него глаза.
– Почему?
– настаивал следователь.
Семенишин потер свои сморщенные щеки кончиками пальцев. Он явно колебался.
– Пожалуйста, не скрывайте от нас ничего, - посоветовал Роман Панасович.
– Прусь был у меня, так сказать, в долгу, - нерешительно, запинаясь, начал Семенишин.
– Уже давно, со времен войны, когда вместе партизанили. Я никому не рассказывал, так? Потому как и сам тут не очень-то...
– покачал головой и продолжал твердо, как человек, сделавший первый шаг, и терять которому уже нечего.
– Когда-то я видел, как Прусь снял обручальное кольцо с пальца мертвой женщины, так? Он заметил, что я смотрю. Испугался. Да и было чего. Если бы наш командир Войтюк прознал про это, худо бы Прусю пришлось. Ну, начал умолять, так? Мол, черт попутал. Я говорю: "Выбрось кольцо!" Он и выбросил. Потом обещал: "Я тебе всю жизнь буду благодарен, что понадобится, рассчитывай на меня". А тут очередь на машину, я и вспомнил, так?
– Но ведь это могло выглядеть как шантаж...
– Да нет. Сколько лет прошло. Надеялся на благодарность. Думаю, деньги у него есть. Живет ведь один. А он мне - семьдесят рублей... Я знаю, что полтысячи не пришлет. Пообещал, только бы отделаться, так?
"Если придумано, то неплохо", - отметил Козюренко.
– А вы помните, как появился в вашем отряде Прусь?
– Почему же, помню. Мы не очень-то доверяли ему, так? Полицай поглумился над девушкой Пруся, а Василь убил его. Пришлось бежать. К бандерам ему было не с руки, потому как этот полицай имел среди них в нашем районе много дружков. Ну, и пристал к нам, так? Наш командир товарищ Войтюк из ихнего села был - пожалел и взял.
"Верно, на свою голову!" - чуть не вырвалось у Романа Панасовича.
– Мы вынуждены произвести в вашей усадьбе обыск, - сказал он.
– Скоро приедет оперативная группа. Но перед этим я хотел бы еще раз убедиться: все ли вы рассказали правдиво и не утаиваете ли чего-нибудь?
– Яшенька, - подошла к нему жена, - ты уж... если что натворил, лучше сознайся. И нам будет легче...
Семенишин посмотрел на нее как-то отчужденно.
– Пьяный я был, может,
– Дело в том, что Прусь убит и ограблен. А вы были с ним в тот день. Ездили за деньгами.
– Не выйдет!
– вдруг закричал Семенишин. Он выпятил губы, и морщины неожиданно разгладились на его лице. Это было сказано так решительно, что Роман Панасович встал со стула. А Семенишин вдруг безвольно осел, и руки его опустились как плети.
– Так уж лучше сознаться, - шептала жена, склонившись над ним.
– Прочь!
– Семенишин оттолкнул ее от себя.
– Вы мне дело не пришьете!
– погрозил он пальцем Козюренко.
– Вспомните фамилии тех, кто был с вами в поезде , - предложил следователь спокойно.
– Имена, приметы... Это для вас очень важно.
Семенишин удивленно воззрелся на него. Закрыл глаза, немного подумал и покачал головой.
– Нет, - сказал стыдливо.
– Пьяный был, все из головы вылетело. Вдруг какая-то мысль, видно, промелькнула у него. Нерешительно начал: - Но был там такой долговязый...
– Потер лоб и радостно воскликнул: - Тимком его звали, вспомнил - точно Тимком, так?
– Тракторист Тимофей?
– повторил Козюренко, и нельзя было понять, иронизирует он или говорит серьезно.
– А фамилия?
– Не знаю. Тимко - и ладно.
– Теперь в тоне Семенишина ощущалась уверенность.
– Он сошел где-то перед Ковелем.
– Ну... Ну...
– Роман Панасович хотел что-то прибавить, но на улице остановилась машина.
– Вера Владимировна, - попросил он, - встретьте сына и уведите его куда-нибудь. Эта процедура не для детей... А вы, - приказал Владову, - сходите к соседям и попросите их быть понятыми.
Когда они вернулись вечером в городской отдел милиции, Владов сказал Козюренко:
– Почему вы не приказали арестовать Семенишина? Я бы задержал его. Ведь он же ничего не может доказать...
– А мы? Что-нибудь нашли у него?
– остудил пыл старшего лейтенанта Роман Панасович.
– Нарушать законы никто не волен. Завтра увидим, если сойдутся отпечатки пальцев...
– Их уже повезли во Львов.
– Вот и подождем до утра.
Утром позвонили из Львова. Оказалось, что отпечатки пальцев Семенишина не идентичны отпечаткам, оставленным на стакане в доме Пруся. Козюренко как раз умывался, когда Владов сообщил ему об этом. Тот повесил полотенце. Причесался.
– Дайте команду, - приказал он, - чтобы поискали в селах около железной дороги Львов - Ковель тракториста по имени Тимко. Тимофей то есть... Высокого роста...
– Но ведь Семенишин определенно лжет, - осмелился возразить старший лейтенант.
– Чтобы запутать следствие.
– Нас не так-то легко запутать, - улыбнулся Козюренко.
– А что, если не лжет? И убийца, укравший картину, разгуливает на свободе и смеется над нами? Нет, если у Семенишина есть алиби, мы сами немедля должны подтвердить его. Это в наших интересах, дружище.
– Натянул рубашку и добавил: - А у Семенишина возьмите подписку о невыезде. И пусть ваши ребята наблюдают за ним...