Картофельное счастье попаданки
Шрифт:
Она явно хотела услышать от меня ответ, и я сказала:
— Да, его светлость весьма привлекательный мужчина. И у него хорошие манеры.
Девушка кивнула:
— Конечно, у него и должны быть хорошие манеры. Ведь у него такое благородное происхождение!
Похоже, для нее это было само собой разумеющимся — что благородное происхождение обязывает к соответствующим манерам. Но друзья герцога Марлоу эту взаимосвязь отнюдь не подтверждали.
Но разубеждать девушку у меня не было желания — если ей охота витать в этих розовых облаках, то с чего бы мне лишать ее такого
— Должно быть, вы тоже, мадемуазель, заказывали в салоне платье для предстоящего бала во дворце его светлости? — спросила она. — Невозможно же появиться на нём в наряде, который уже кто-то видел, правда?
Я с трудом сдержала улыбку.
— Разве вы уже знаете, когда состоится бал?
Она покачала головой:
— Нет. Но если его светлость приехал в Гран-Лавье, то он непременно даст его рано или поздно. Только когда о бале уже объявят, то заказывать наряды будет уже поздно. Я боюсь, что мадам Ларкинс уже и сейчас не берет заказы.
Она увидела еще одну девицу, что направлялась в сторону модного салона, и поспешила закончить разговор, дабы опередить конкурентку.
Я же собиралась отправиться на улицу короля Георга, где, как я уже выяснила, находился ювелирный магазин Альбер Торсена. Как бы мне ни хотелось приобрести магическую книгу в лавке месье Рикардо, я понимала, что пока не могу себе этого позволить. И заработанные сегодня три золотых я всё-таки решила отдать ювелиру. Пока я не могла вернуть ему весь долг, но хотела, чтобы он знал, что я про него отнюдь не забыла.
Но не успела я сделать и нескольких шагов, как услышала шум на другой стороне улицы. Шум доносился из дома месье Краузе, и когда я посмотрела туда, то увидела, как из распахнувшейся двери едва не вылетел низенький лысый мужчина с кипой каких-то бумаг. А вслед за ним на крыльце появился, судя по всему, и сам хозяин.
Месье Краузе был старым, седым, но при этом он возвышался над своим гостем как скала. И тот, не желая быть спущенным с крыльца, залепетал:
— Господин Краузе, прошу вас правильно меня понять. Как представитель городской управы я всего лишь стараюсь следить за исполнением законов. А закон Гран-Лавье, принятый еще два века назад, гласит, что фасады зданий должны обновляться как минимум один раз в десять лет. Ваш же дом ремонтировался два десятка лет назад. Надеюсь, бы не будете с этим спорить?
— Это мой дом, сударь, — прорычал месье Краузе, — и я не потерплю, чтобы кто-то указывал мне, что с ним делать!
— В таком случае, месье, господин мэр имеет полное право выселить вас отсюда, — лысый мужчина, прежде чем произнести это, предпочел спуститься с крыльца сам. — Я понимаю, сударь, что вы сейчас в стесненных обстоятельствах, и ремонт фаса для вас — непозволительная роскошь. Позвольте дать вам совет — продайте хотя бы первый этаж. Уверен, на него найдутся покупатели. И пусть покупатель оштукатурит и покрасит весь фасад. Так вы сможете остаться в своем доме и при этом ничего не нарушать. Хотя если бы вы продали весь дом целиком, то смогли бы выручить за него гораздо больше денег.
Краузе сделал шаг по направлению к
Мне было его жаль. Наверняка фаса дома красился еще в то время, когда была жива его жена. Возможно, именно она и выбирала цвет краски, и теперь месье Краузе просто не хочет ничего менять. Интересно, каким цветом дом был тогда? Нежно-лиловым? Или голубым? Сейчас определить это уже не представлялось возможным.
Улица короля Георга находилась неподалеку, и я, дважды спросив дорогу у прохожих, уже через четверть часа стояла перед блестящей витриной ювелирного магазина. Здесь всё свидетельствовало о достатке его владельца — и убранство фасада, и роскошь выставленных в витрине товаров, и лакей в ливрее, что стоял на высоком крыльце и услужливо отворял дверь покупателям.
Разглядывая красивый балкон, я заметила, как в окне третьего этажа мелькнуло лицо самого господина ювелира. Оно тут же исчезло, и я решила, что он тоже увидел меня и теперь спускается, чтобы со мной поговорить.
Три золотые монеты я положила в правый карман платья, а восемь серебряных — в левый. Сначала я хотела отдать месье Торсену все деньги, что получила от модистки, но потом решила, что он вряд ли оценит такой жест. Серебряные и медные монеты он, должно быть, вообще не считал за деньги.
Я перешла через улицу и поднялась на крыльцо магазина. Слуга низко поклонился мне и распахнул передо мной дверь.
— Чего изволите, госпожа? — широко улыбнулся мне из-за прилавка молодой усатый мужчина. — Брошь? Серьги? Или, может быть, кольцо? Такого богатого выбора, как у нас, ни у кого больше в Гран-Лавье вы не найдете. Господин Торсен привозит товар из самой столицы!
— Благодарю вас, — я покачала головой, — но я пришла не покупать, а поговорить с господином Торсеном. Прошу вас, передайте, что его ожидает мадемуазель Бриан.
— Мне очень жаль, мадемуазель, но господина Торсена нет дома. Но когда он вернется, я непременно передам ему, что вы приходили!
— Но как же так? — возмутилась я. — Я же только что видела вашего хозяина в окне!
— Должно быть, вам показалось, мадемуазель, — мужчина всё-таки покраснел.
— Я приехала в город специально, чтобы вернуть ему часть долга. Может быть, вы, сударь, примете эти деньги? Разумеется, под расписку.
Конечно, я не собиралась оставлять ему деньги, но подумала, что это сообщение поможет мне выманить самого месье Торсена. Но уловка не сработала.
— Никак нет, мадемуазель! Я не уполномочен этого делать. Но я обязательно передам господину Торсену, что вы привозили ему деньги.
Ничего большего я добиться не смогла. Я вышла на улицу в расстроенных чувствах. Окна третьего этажа сейчас были наглухо зашторены. Вся эта ситуация ужасно мне не понравилась. С чего вдруг Торсен вздумал от меня прятаться? Ведь это он был кредитором, а не я.
На Рыночную площадь я вернулась, когда ярмарка была еще в разгаре. Но Рут уже было чем похвастаться.