Катарина

Кристина Вуд

Почему я приближалась к ней, но она все равно ускользала?

В какой-то момент я осознала, что топталась на месте и изо всех сил попыталась сдвинуться, но вместо этого из меня вышел лишь измученный выдох. Анька все бежала и оглядывалась, ускользая от меня с каждой секундой, и я с ужасом обнаружила, что направляется она в лапы Мюллера во враждебном офицерском кителе. Он стоял посреди поля с кровожадной улыбкой на устах, в одной руке удерживая пистолет со смертельными пулями.

Я

пыталась кричать, чтобы она остановилась, но вместо крика из легких вышел весь воздух. Я пыталась махать руками, прыгать и изо всех сил топать ногами, но вместо этого продолжала стоять на мечте, как ни в чем не бывало, и просто наблюдала. Наблюдала, как родная сестра попала в лапы к зверю в немецкой форме. Одним легким движением руки он схватил ее в удушающем захвате и резко прижал к себе, приставив пистолет к виску. Я хотела сорваться к ней, я хотела спасти ее, я хотела принять пулю на себя… но какая-то неведомая сила продолжала удерживать меня на месте, не давая ни единого шанса пошевелиться.

– Катька! Спаси меня! Катька, Катя! – испуганно закричала Аня. В голубых глазах, до боли родных, скопился страх от неминуемой смерти, вперемешку с горькими слезами.

– Ты не успеешь…

Я оцепенела от его слов. Русских слов. Они были произнесены уверенно, властно, внезапно и прогремели как гром среди ясного неба. Также быстро и беспощадно, оставив после себя ледяные мурашки на коже, и неизвестность, которая пожирала внутренности похлеще парализующего страха.

– Катя, Катька, Катька!

Серые руны на черных петлицах в форме «SS», больше похожие на две молнии, ослепляли и вселяли животный ужас. Внутри все кричало, рвало и метало, но мир вокруг сузился лишь до жути спокойных синих глаз, в которых скопились предгрозовые тучи и морской шторм, угрожающие в любой момент наслать беду. Я видела лишь его идеально пропорциональное лицо: высокий лоб и ярко выраженные скулы в сочетании с беспощадными отголосками улыбки.

Она граничила с издевательской ухмылкой и вселяла еще больше страха.

– Катька! Катруся! Катька!

Все внутри сжалось от ее пронзительного крика. Мне хотелось плакать, реветь навзрыд от боли и угрозы одиночества, нависшей надо мною черной тучей.

Но слез все не было, а время мучительно быстро ускользало из-под пальцев…

– Катруся! Ну сколько можно спать?! Доброе утро, проснись и пой! – раздался в сознании звонкий голос Л"eльки. – Уже пол шестого! Наша фрау в шесть утра уже при полном параде.

Сон. Сто был всего лишь сон. Безобидный сон, который приснился мне от усталости. Только и всего…

Я пришла в себя с учащенным сердцебиением и поморщилась, мысленно подсчитав, что поспать удалось едва ли пару часов. Нехотя распахнула глаза и обнаружила

Ольгу и Татьяну за переодеванием, а пустующая и не заправленная кровать Аси указала мне, что она все же ночевала с нами.

– Подруга твоя уже умываться пошла, – констатировала Тата, приступив расчесывать блестящие как стекло густые темные волосы. – Поторапливайся. Генри не терпит опозданий. Сегодня у нас по плану поменять пастельное белье панов, постирать, накрахмалить его, протереть везде пыль, полы на кухне, в гостиной и прихожей, ну и конечно же подавать завтрак, обед, ужин и бесконечное количество чаев фрау.

– Накрахмалить белье? – недоуменно спросила я хриплым после сна голосом. Я нехотя уселась на кровати и лениво потерла глаза костяшками пальцев. А затем беззащитно укуталась в одеяло от прохлады, вызывающей неприятные мурашки.

– Да, моя дорогая, Генри уснуть не сможет, если белье не накрахмалено, – сообщила девушка, старательно вплетая в аккуратную длинную косу парочку тугих веревок.

– Ти що, забыла? Катруся же у нас нянькой малого заделалась, – попрекнула Ольга, завязав на пояснице белоснежный передник. – Небось и гувернанткой станет и будет с профессором Шмидтом соперничать за внимание малого.

– Ой, Л"eлька, ну и поганый же язык у тебя! – заметила Танька, с упреком взглянув в сторону подруги. – Ну с чего вдруг обычная русская дивчина станет учить панского малого? Та еще и без знаний языка!

– Тю, а що такого? – искренне удивилась Ольга, вскинув руки. – Ти хоть сама еще вчера могла подумать, що новая дивчина вдруг с первого дня ни с того ни с сего нянькой станет?

Пропустив пустые разговоры девушек, я собрала себя в руки, не обращая внимания на нарастающую головную боль в висках, и с помощью Тани переоделась в черное платье горничной. Завтрак нас ожидал до ужаса простой, но по военным меркам воистину царский: черный чай с кубиком сахара, вареное яйцо и два куска хлеба с маслом, на каждом из которых было по тонкому ломтику наивкуснейшего немецкого сыра.

– Доброго ранку, дивчата! – вдруг раздался звонкий юношеский голос. – Приэмного апетиту.

В нашу небольшую кухоньку с деревянным столом и двумя скамейками зашли два незнакомых паренька в застиранных синих рубахах. На вид им было не больше шестнадцати и, судя по украинскому говору, приехали они вместе с Олей и Татой. Рост их был не выше моего, да и в целом они были отнюдь не здоровенными мужиками, а напротив, худощавыми мальчуганами. Я сразу предположила, что, вероятно, по этим причинам их не взяли работать на производства.

– Запизно ви, хлопци, – заметила Ольга. – У вас не больше десяти минут осталося.

– О, сестрички! Нарешти мы с вами познакомимся, а то вчера так и не успели, – воскликнул паренек, который зашел самый первый. Он уселся напротив меня, провел руками по коротким волосам пшеничного цвета, улыбнулся и уставился на меня большими голубыми глазищами. – Иван. А вас как величать?

– Екатерина, – коротко ответила я, опустив глаза на стол.

– Анастасия… можно просто Ася, – с добродушной улыбкой отозвалась подруга, с любопытством разглядывая мальчишек.