Катарина
Шрифт:
– Що произошло?! – недоуменно воскликнула незнакомая девушка в платье горничной, выбежавшая на задний двор, когда семья уже благополучно добралась до дома. – Л"eля, что стряслось? Генри сама не своя… я не поняла она смеялась или ревела навзрыд…
Девушка была здоровее меня и вдвое больше по весу. Тучное тело и массивные ладони напоминали фигуру моей матери. А лицо ее имело пухлые и даже местами неправильные черты. Маленькие тонкие губы терялись на фоне курносого носа, кончик которого был слегка вздернут, щеки пухлые, но цветущие ярким румянцем, а также крупные темные брови и высокий лоб.
– Танька,
– Та ти що? И вправду?! Ну надо же такому случиться, – удивилась Татьяна, поправив черную как ночь густую косу. – Приятно познакомиться, я Тата. Рада, що до нас завитала пидмога. Пойдемте, дорогие, без нашей помощи паны не управятся.
– А кто такая Генри? – недоуменно спросила Ася, когда мы направились в дом.
– Генри? Так це хозяйка наша, Генриетта ее звать, – ответила Тата, сверкнув в нашу сторону тепло-карими глазами. – Хорошая женщина, не бьет нас, как других остарбайтеров, даже хвалит иногда.
– Остар… байтеров? – поинтересовалась я, пытаясь правильно произнести новое слово.
– Ну, немцы як называют, тех, кто прибыл с Востока. Восточные рабочие, то бишь по-нашему, – сообщила Тата, разгладив белый фартук. – Вам же выдали нашивки с буквами «OST»? Ну вот. Большинство наших ребят пашут на фабриках, заводах, шахтах и содержатся практически в не человеческих условиях. Поэтому нас сам бог послал к нашей фрау. Немногим так везет. Она нас и кормит хорошо и даже подарочками на Рождество балует, не бьет и жалованье не задерживает.
– Та що ти мелишь? Хорошая, ага… – возразила Ольга, переплетая руки на груди. – Ти що забыла, як она наказывала меня в первый месяц? Я чуть было с голодухи не померла!
– Сама виновата, Л"eлька, нечего было характер свой паршивый показывать. Любишь ти преувеличивать, – укоризненно произнесла Татьяна, вступив в дом.
– Ага, тетка она озлобленная… и бесчувственная, как и все немки! – недовольно пробубнила Оля. – Муж ейный и сын старший на войну ушли, вот она и агрится на нас. Мол из-за нас они там жизнью рискуют. Тьфу!
– Ти не права, Л"eля, немки практичные, сдержанные и очень хорошие хозяйки, – заметила Таня. Она завернула за угол длинного коридора, ведущего в гостиную, откуда раздавалась немецкая речь. – Или ти забыла, як она многому научила тебя по хозяйству? А щи ти до цей делать могла, портки стирать, да картофан варить? Или тебе тильки немцев подавай? Ах, да, еще Сашку своего вспомни в десятый раз на дню…
Ася тут же испустила короткий смешок, прикрыв тоненькие бледные губы ладонью. И я не смогла сдержать улыбку в ответ на шутку Татьяны.
– Ой, ой… смейтесь, смейтесь! – обиженно воскликнула Ольга. – Вот увидите, я еще генеральшей немецкой стану…
– А що не женой фюфера ихнего сразу? – хихикнула в ответ Тата, но тут же спрятала улыбку, невольно натолкнувшись на выходящего из гостиной Мюллера. – Ой, гер офицер, энтшульдигунг.
Мужчина на ходу надевал серый офицерский китель, представ перед нами в обыкновенной белоснежной рубашке с расстегнутым воротом и черными подтяжками на плечах. Едва не сбивая с ног Татьяну,
Танька слегка склонила голову перед мужчиной и проследовала в гостиную. А Ольга вдруг выпрямилась, вздернула подбородок из-за более высокого роста Мюллера, и с сияющей улыбкой на устах молча поприветствовала офицера. А мы с Асей обменялись пугливыми взглядами и шагнули в гостиную вслед за Татой.
– Добре, що он русского не знает, – шепнула черноволосая украинка с растерянной улыбкой на лице. – А то сейчас бы нам попало за упоминание в разговоре того самого…
Мы вчетвером зашли в гостиную и выстроились возле камина в одну шеренгу, словно морковь на грядке, ожидая указаний. Фрау Шульц обессиленно разлеглась на дорогой старинной софе в синий цветочек, а ее дочь встала перед ней на колени, удерживая мать за обе руки, и каждую минуту спрашивала о ее самочувствии. Мальчишки в гостиной уже не было, вероятно, его забрал тот мужчина, что сидел с ним в беседке.
– А что ты сказала ему? Вы уже понимаете немецкую речь? – шепотом поинтересовалась я у Татьяны. – И почему они называют Мюллера «гер»?
– Я без понятия чего они вставляют этот «гер» куда не попадя. Видать принято у них так, а мы только следуем их правилам, – Таня отстраненно пожала плечами. – Первые недели мы вообще ничего не понимали и общались с фрау жестами, а потом постепенно свыклись и научились понимать некоторые ее приказы. Теперь я могу уже с уверенностью отвечать панам короткими фразами, а иногда даже и предложениями. Было сложно перестраивать украинский говор на немецкий лад, но другого выхода у нас не было… не им же учить наш украинский…
– «Гер» это господин по-нашему. Такое же обращение как фрау или фройляйн, только к мужчине, – с уверенностью сообщила Ася. – И к военнослужащим принято обращаться по званию, а не просто господин или офицер.
– Та у него такое сложное звание, что пока его выговоришь язык сломаешь! – Танька в шутливой форме махнула рукой. – Поэтому и не произношу, щоб не позориться.
– Вот те на! – удивилась Ольга, всплеснув руками. – Ти що по-ихнему шпрехаешь?
– Моя мама учительница немецкого языка… была, – с грустью ответила Ася на чистом немецком. Она понуро опустила взгляд на темный старинный паркет. – Хоть где-то он мне пригодился…
– А с офицериком моим поможешь разговор поддержать? – тут же встрепенулась Оля, с надеждой в янтарных глазах взглянув в сторону Аси.
– Хельга, – вдруг раздался тихий голос Амалии. – Будь добра, принеси плед со второго этажа, фрау очень замерзла. И принеси чашечку чая, он уже настоялся.
Ольга мгновенно подскочила, покорно кивнула молодой хозяйке и тут же побежала в сторону лестницы.
– Кто из вас двоих говорит по-немецки? – спросила блондинка, обращая взгляд в нашу с Аськой сторону. Она продолжала стоять на коленях на ледяном полу, с нежностью поглаживая руку матери.