Катастрофы под водой

Мормуль Николай Григорьевич

Уверен, что если мы хотим создать надежную систему предупреждения пожаров, вопрос требует внимательного и непредубежденного исследования.

Выписка из постановления следователя по особо важным делам военной прокуратуры Северного флота:

“Руководствуясь статьями 208 и 209 УПК РСФСР

ПОСТАНОВИЛ:

1. Уголовное дело в отношении капитана 1 ранга Селиванова Евгения Николаевича и мичмана Трубицина Валентина Павловича производством следствия прекратить на основании ст. 5 п. 2

УПК РСФСР за отсутствием в их действиях состава преступления.

2. Копию представления направить военному прокурору СФ.

3. О принятом решении уведомить заинтересованных лиц, разъяснив им права обжалования.

Следователь по особо важным делам С. О. военной прокуратуры Северного флота майор юстиции А.А. Михайлов”.

Взрыв в Екатерининской гавани

Летом 1998 года я находился на лечении в клинике НИИ промышленной и морской медицины министерства здравоохранения РФ. Врач-кардиолог Валентина Михайловна Рыжкова рассказала мне, как в январе 1962 года она приехала из Ленинграда в Полярный к своему жениху.

Неприветливые облезлые сопки она увидела тогда впервые, и пока разглядывала пейзаж, произошло нечто непонятное. Вдруг все содрогнулось, полетели стекла, штукатурка и над гаванью поднялось черное облако.

– Атомная война началась!
– подумала девушка. На улицах плакали женщины и дети, бежали матросы. Во дворе одного из домов издавал шипение длинный стальной баллон. Все оказавшиеся рядом бросились врассыпную, однако, быстро выяснилось, что это — безобидный баллон воздуха высокого давления с подводной лодки.

Позже, уже выйдя из клиники, я встретился с мужем Валентины Михайловны, капитаном I ранга в отставке О.А. Рыжковым. Он - то и рассказал мне, что видел и слышал, принимал участие в борьбе за живучесть и ликвидации последствий аварии 1962 года. В то время он служил на подводной лодке командиром БЧ-IV.

Что же произошло утром 11 января 1962 года в Полярном? В 8.15 в торпедном отсеке подводной лодки “Б-37”, стоявшей у пирса первым корпусом, начался пожар. А спустя десять минут взорвались стеллажные торпеды.

Вся носовая часть подводной лодки, до самой рубки, была оторвана. В домах Полярного вылетели стекла и погас свет. Обломки от подводной лодки и различные устройства (баллоны, трубопроводы, шпиль) разлетелись в радиусе 500-800 метров. Понятно, что стоявшая рядом с “Б-37” другая подлодка, “С-350” получила повреждение корпуса и стала тонуть. Некоторое время “Б-37” висела на швартовых, из открытого рубочного люка било пламя и валил дым. Затем, задрав корму, субмарина затонула. Затонула и “С-350”, но на ней часть экипажа уцелела. Моряки подняли перископ и стали осматриваться.

– В составе дежурной аварийной партии я прибыл на пирс, - вспоминал О.А. Рыжков.
– При попытке вытащить людей из седьмого отсека погиб мой подчиненный, радиометрист Миша Ливерант. Лопнул швартовый конец, перехлестнул ему ноги и утащил в воду: Через несколько минут Мишу удалось вытащить, но по дороге в госпиталь он скончался. В панике

ему делали искусственное дыхание, не вылив воду из легких. Посмертно Ливеранта наградили орденом “Красной звезды”. Погиб и флагманский механик капитан 2 ранга Решнин. Он бежал от штаба на лодку и был тяжело ранен во время взрыва. Я его увидел у трансформаторной будки: он сидел, удерживая через лохмотья шинели разорванные внутренности. А вот командир “Б-37” капитан 2 ранга Бигеба остался жив, когда рванули торпеды, он находился на трапе и его просто сбросило в воду. После того, как всех похоронили, нас отправили по местам призыва моряков — оповестить близких об их гибели. Мне досталась Луга.

Валентин Заварин в то трагическое утро находился на торпедном складе. И прекрасно видел стоящую напротив “Б-37” и старпома Симоняна на мостике. Лодка собиралась перешвартовываться, начали проворачивание оружия и механизмов. Внезапно из ограждения рубки пошел дым. Он был такой густой, что в его клубах фигура старпома, что-то говорящего в переговорное устройство, то скрывалась, то появлялась вновь. Симонян успел крикнуть на соседнюю лодку: “Отходите от нас срочно!” Из динамиков оповещения раздался твердый голос оперативного дежурного:

– Аварийная тревога!.. Аварийная тревога!.. Пожар на БУКИ-37! Пожар на БУКИ-37!

Командир Бигеба стоял на трапе и пытался пройти по нему на борт, но из рубки дышало жаром. От штаба к лодке бежали люди, впереди всех - флагмех Решнин.

– Симонян! Прыгай на сходню, — орал кто-то.
– Уходи! Раздался страшный взрыв, и Заварин очнулся уже в сугробе:

Потом в санитарную машину укладывали трупы, увезли и раненого Бигебу. Рассказывали, что в госпитале его навестил председатель государственной комиссии по расследованию этой катастрофы Главком ВМФ адмирал С.Г. Горшков. Его оценка действий командира свелась к единственной фразе:

– Твое место не здесь, а в губе Кислой, вместе с экипажем. В губе Кислой находилось тогда кладбище Полярного.

Капитан I ранга Ф. Гуцало, в то время командир тральщиков, вспоминал: “В момент взрыва мой тральщик стоял в губе Пала, которая отгорожена от Полярного сопками. Сначала я думал, что начались учения, но вскоре мне сообщили о взрыве на подводной лодке и приказали следовать в Мурманск за приспособлениями для подъема затонувших судов. Я подумал, что на этом моя миссия закончится, но на борт тральщика прибыл командир эскадры. Он привел с собой несколько оставшихся в живых матросов с “Б-37”: в день взрыва они были в увольнении в Мурманске.

Матросам поставили ужасную задачу - идентифицировать останки, чтобы можно было уточнить списки погибших. Мы пришвартовались к причалу, где еще недавно стояла “Б-37”. На корме тральщика расстелили брезент, на него и начали укладывать части разорванных тел. Этой картины не вынес даже присутствовавший врач, его стошнило.

То, что произошло после, было, мягко говоря, непродуманным решением, считает Ф. Гуцало. На выгрузку останков прислали роту новобранцев.

– Представьте себе, ребята только из семьи, а им такое - вспоминал командир тральщика.
– Я попросил поручить работу моему экипажу. Мы и перенесли тела погибших на берег.