Катилинарии. Пеплум. Топливо

Нотомб Амели

– Забавно.

– Да, дураком! Тот, кто забывает о собственных интересах, просто глуп.

– Я забыл о собственных интересах?

– Подавая подобный пример грядущим векам, вы рискуете разделить ту же участь, несчастный вы идиот!

Цельсий расхохотался.

– Боюсь, ума у вас даже меньше, чем у одуванчика, дорогуша. Вы ничего не поняли. Мы сохранили Помпеи как памятник архитектуры. Оглянитесь вокруг. Сегодняшняя архитектура – вопиющий кошмар. Нам ничего не грозит.

– Откуда вам знать? Быть может,

в 3125 году люди сочтут этот вопиющий кошмар изысканным.

– Вы забываете об основе основ Вселенной – энергии. В прошлом году мы потратили такое ее количество на извержение вулкана, да еще в далеком прошлом, что человечество никогда больше не сможет это повторить.

– К 3125 году найдут новый источник энергии.

– Не найдут. С 2150 по 2400 год совет, состоявший из двадцати миллионов лучших умов, рассматривал все возможные источники энергии, уже известные и те, что могут появиться в будущем. И пришел к четкому выводу: напрасно ученые пускали в ход свое безграничное воображение, новой энергии в Солнечной системе все равно не найти, разве что случится еще один большой взрыв, и начнется новый отсчет времени.

– В жизни не слышала подобной глупости.

– Боюсь, вам не хватает ума, чтобы смириться с этим вердиктом.

– Простите, но заявлять, будто потенциал будущего исчерпан, – такого во всемирной истории глупости еще не бывало.

– Уверяю вас, нам безразлично, что вы думаете на сей счет.

– На сей счет я и не обольщаюсь. Однако чем больше вы ругаете мои мозги, тем меньше я понимаю, почему вас так пугает мое возвращение в 1995 год.

– Я вам уже сказал: ограниченные умы приносят больше всего вреда.

– Допустим. Но я не улавливаю логики вашего поведения. Не допускаете же вы, право слово, что мое вмешательство заставит людей задуматься, а все ли чисто с этим извержением вулкана, произошедшим почти две тысячи лет назад!

– Не стоит так углубляться в эту тему, вы и так совсем запутались во времени. Откуда вам, например, знать, что сорок лет назад исследователь по имени Марникс открыл возможность, которую не постичь вашим примитивным мозгам, – принцип квандокитии.

– Марникс. Он, должно быть, голландец?

– Вы безнадежны. Я только что рассказал вам об одном из величайших достижений человеческого ума, а вас волнует только доисторический вопрос – национальность!

– Вы в самом начале предупредили, что я ничего не пойму. Вот я и хватаюсь за то, что могу постичь, с моими-то жалкими способностями.

– Голландцами были предки Марникса или шведами – что это меняет?

– Ничего.

– В таком случае почему вас это интересует?

– Не знаю. Может быть потому, что это подтверждает некую историческую закономерность: голландцы всегда были выдающейся нацией. Я вижу, они такими и остались.

– И что дальше?

– Дальше – ничего. Меня это

взволновало.

– Смешно.

– Уверяю вас, дорогой Цельсий, мне безразлично, что вы думаете на сей счет.

– А принцип квандокитии вам интересен?

– Да, как и все, чего я не понимаю.

– Увы, боюсь, вы никогда не поймете.

– Обожаю то, чего никогда не пойму.

– Как большинство гениальных открытий, квандокития основана на простейшей идее – неуловимости онтогенеза.

– Потрясающе! Я уже почти ничего не понимаю. Между нами говоря, у вашей простейшей идеи довольно чудное название.

– Каждый убедился в этом на собственном опыте: достаточно произнести слово «сейчас», чтобы оно потеряло смысл. Настоящее не соответствует ни одной реальности. Объединив это «сейчас» с понятием места и личности, мы получаем точку тройного определения, которая называется…

– Точка СПВ – субъект-пространство-время.

– Вам-то откуда это известно?

– Ваш прапрапрапрадедушка еще не был запрограммирован в генетическом коде сперматозоидов своего прапрапрапрадедушки, когда лингвисты уже пользовались этим термином, голубчик Цельсий.

– Чтобы сместить точку, необходимо разделить ее координаты. Легче всего было уничтожить «сейчас». Чтобы рассеять понятие «здесь», достаточно поместить в невесомость предмет, который мы хотим переместить, – предмет, который вообще-то должен быть человеком, то есть индивидуумом. Заставить исчезнуть это «я» оказалось гораздо труднее. Каким образом можно лишить кого-либо сознания собственной личности, не нарушив при этом его психического равновесия?

– Никогда бы не подумала, что вы так щепетильны.

– Щепетильность тут ни при чем. Чтобы наше путешествие имело хоть какую-то значимость, нам нужен был путешественник с чистым сознанием. Это само собой разумеется.

– И как же вы поступили?

– Без Марникса ничего бы не вышло. Он получил образование в двух, казалось бы, совершенно разных областях: он был физиком и специалистом по эпилепсии.

– И что из того?

– Эпилепсия, которая на самом деле вовсе не является болезнью, представляет собой феномен, распространенный гораздо шире, чем принято думать. В перерыве между припадками человек совершенно здоров. Но во время припадка триединство его личности, места и времени полностью распадается.

– Только не говорите, что вы отправили в странствие по времени эпилептиков во время припадка!

– Так и было.

– Это чудовищно!

– Вы такая же ограниченная, как и комитеты по этике ваших времен. Что здесь плохого? Эпилептический припадок, сильный он или слабый, – это потеря сознания. Больной абсолютно не ощущает перемещения.

– Вам-то откуда знать?

– Мне неоткуда. Но вы-то должны знать.

– Очень умно. Я была под общим наркозом.