Катилинарии. Пеплум. Топливо
Шрифт:
Марина( жалобно). Если тебе неприятно, Даниель, я уйду.
Профессор( закатывая глаза). Это же надо быть такой гусыней!
Даниель.Нет, что ты, Марина, я счастлив, что ты будешь жить со мной.
Профессор.Лопух! Хоть бы попытался воспользоваться ситуацией!
Марина( метнув в него дерзкий взгляд). А вы не иначе сами намерены ею воспользоваться?
Профессор.С
Даниель( смеется и обнимает Марину). Делайте выводы, профессор, они очевидны.
Профессор.Да. Вы будете спать в одной кровати с Даниелем, детка, а она односпальная.
Марина.Вот и отлично! Вдвоем теплее.
Профессор.Вы слышали, Даниель, она любит не вас, а температуру вашего тела.
Марина( высвобождается из объятий Даниеля и подходит к профессору). Профессор, не будем же мы воевать между собой, правда? Хватит нам той войны, что бушует снаружи.
Профессор( смотрит на нее с насмешливой улыбкой). Я согласен заключить мир при одном условии: вы вернете мне Стерпениха.
Марина (поколебавшись, протягивает ему книги). Хорошо.
Профессор берет книги.
Профессор.Это мое право, и я никому не уступлю удовольствия бросить в огонь этого зануду! ( Идет к печке.)
Действие второе
Та же комната. Половина книжных полок опустела. Закутанная М а р и н а одна сидит на стуле и с озадаченным видом листает книгу. Входит п р о ф е с с о р. Его пальто и меховая шапка в снегу.
Профессор( снимая шапку и пальто). Подумать только, а ведь в детстве я любил снег! ( Переодевается в висящее у двери старье. Марина продолжает читать. Он смотрит на нее.) Прелести домашнего очага: женщина читает, поджидая мужчину. Прибавить бы вам килограммов двадцать, и посмотреть на вас было бы приятно, Марина. ( Она по-прежнему не поднимает головы.) Женщине полагается встать и приветствовать мужчину счастливым возгласом.
Марина( как будто только что заметив присутствие профессора). Вы что-то сказали, профессор?
Профессор.Так, ничего, мысли вслух. ( Садится на другой стул. Видно, что ненастье его вымотало.) Что вы читаете,
Марина( не глядя на него). «Броню пророка».
Профессор.Сорлова? Ай да умница! Я поражен вашей тягой к культуре.
Марина.Вы смеетесь надо мной?
Профессор.Никоим образом. Когда у отощавшей и озябшей девушки хватает сил, невзирая на бомбежки, постигать сложного автора – это достойно восхищения, без дураков.
Марина ( наконец поднимает на него взгляд, кротко). Я не постигаю сложного автора, профессор. Знаете, что я делаю? Медленно, дотошно вчитываюсь в каждую фразу и на каждой фразе задаю себе вопрос: «Хоть что-нибудь в этом подлежащем, в этом сказуемом, определении, дополнении, обстоятельстве стоит жаркого пламени в печке? Вправду ли глубокий смысл этой фразы (или отсутствие такового) нужнее мне для жизни, чем лишний градус тепла в комнате?» Вот, слушайте, я прочту вам любую строчку наугад: «Как давно в тишине не мерещилось ему столько опасностей». Мне не к чему придраться в этой фразе, я даже понимаю, в чем ее глубина, но почему, спрашиваю я, эта подозрительная тишина должна быть дороже минуты тепла?
Профессор.Вы прекрасно знаете, что фраза, вырванная из контекста, не представляет интереса.
Марина.Пожалуйста, я готова поместить ее в контекст: Эмиль долго выслушивал жалобы матери, потом помог ей снова лечь в постель, а сам сел рядом, с газетой, ожидая, пока бедняга уснет. Мне понятно это чувство бессилия перед страданиями матери, понятно, почему в тишине ему мерещатся опасности. Но, повторяю, мне непонятно, почему это стоит дороже, чем лишняя минута тепла.
Профессор.Вы забываете о стиле, Марина.
Марина.Отнюдь. Я не могла не отметить звукопись, этот шелестящий шепот шипящих, который делает тишину особенно подозрительной. Браво, Сорлов. Но разве эти аллитерации могут заставить меня забыть, что я умираю от холода?
Профессор.Забыть они вас не заставят. Но ведь вся история разворачивается на фоне разгрома, в тот момент последней войны, когда мы были уверены, что надежды больше нет. Думаю, вы сами понимаете, в чем ее интерес.
Марина.Да, идея понятна – надежда. Но вы как хотите, а меня она не греет.
Профессор.Помилуйте, Марина! Цель литературы не в том, чтобы вас греть.
Марина.Ах вот как? ( С яростью швыряет книгу на пол.) Тогда в гробу я видала литературу!
Профессор.Идиотка одноклеточная.
Марина (кротко). Если литература настолько цинична, что не желает знать, какие муки я терплю, с какой стати я должна относиться к ней с уважением?