Катон

Тубольцев Юрий Иванович

"Сегодня утром почтеннейший муж, Марк Красс, нашел у порога своего дома вот это, - сказал консул, предъявляя сенаторам связку писчих табличек, - ему подкинули письма, адресованные многим видным гражданам. Он прочитал только свое и сразу понял, что дело слишком серьезно, потому незамедлительно принес их мне".

После такого вступления Цицерон отдал письма адресатам и попросил их здесь же, в курии, прочесть странные послания вслух. Оказалось, что всюду текст был один и тот же: в письмах содержалось предупреждение отдельным сенаторам о грядущем погроме и резне в Риме и совет удалиться на время в свои поместья. Долее сенат не мог оставаться в бездействии и после бурных

прений постановил принять упредительные меры против заговора. Консул получил чрезвычайные полномочия согласно тому самому порядку, который пытались осудить Лабиен и Цезарь. Было решено выставить караулы на Палатине и в других стратегически важных районах города, по Италии разослать легатов для организации противодействия мятежникам, а Цицерону дать вооруженную охрану.

В течение всего заседания Катон пребывал в задумчивости. Он смотрел на Красса и не мог увидеть в этом обладателе грузной фигуры, изображающей монумент презирающего все и всех самомненья, доброго гражданина, спешащего на выручку государству, пекущегося об общем благе. По окончании собрания он, как и месяц назад, задержал Цицерона и, отведя его в сторону, спросил:

– Почему письма оказались в связке?

– Ну...
– задумался консул, - может быть, те побоялись разносить их по всему городу...

– Неубедительно.

– А ты что думаешь?

– И зачем было заговорщикам выдавать себя, непомерно заботясь о благе нейтральных лиц?
– игнорируя вопрос, продолжал размышлять Катон.
– Они могли бы просто оставить их в покое во время бунта.

– Ты полагаешь, Красс хитрит?

– Красс хитрит всегда. На то он и богач, чтобы всегда во всем что-нибудь выгадывать. А в данном случае он либо хочет пустить нас по ложному следу, либо его пути с Катилиной разошлись.

– Я думаю, Красс отказался поддерживать Катилину, когда тот встал на путь открытого мятежа.

– Да, мятежи всегда страшны толстосумам.

– А с кем же в таком случае Цезарь?
– спохватился Цицерон.

Катон посмотрел по сторонам, как бы ища того, о ком заговорил собесед-ник, и в самом деле увидел Цезаря, который стоял неподалеку и внимательно смотрел на них. Заметив, что на него обратили внимание, он сделал несколько шагов вперед и с язвительной усмешкой воскликнул:

– Да сам же Цицерон и подбросил эти письма несчастному толстяку!

Цезарь не мог слышать, о чем говорили друзья, но догадался, какой вопрос их занимает.

– Ступай своей дорогой, Вифинская блудница!
– грубо оборвал его Корнелий Долабелла, подходя к собеседникам.

Услышав прозвище, напоминающее о его азиатской славе, добытой в по-стельных баталиях с вифинским царем, Цезарь поспешил ретироваться.

– Видно, твой "почтеннейший муж", Цицерон, струсил при виде гладиаторских замашек своего дружка и потому, слепив этот пакет, прибежал к тебе просить реабилитации, - высказался Долабелла по интересующей всех теме и пошел за Цезарем, продолжая издеваться над ним в отместку за давнее судебное преследование.

– Цезарь, несомненно, с Крассом, - продолжил прерванный разговор Катон.
– Он там, где выгода, только не денежная, а политическая.

– Но в данном случае - и та, и другая, ведь говорят, будто Красс уже давно содержит Цезаря, а тот расплачивается с ним политическими интригами в его пользу.

– Так вот, без Красса заговорщики лишились двух третей своего могущества, - снова вернулся к теме Катон, - и Цезарь, конечно же, будет там, где осталась большая часть. Красс сильнее, поэтому он с Крассом. Сила для него единственный критерий. Этот человек вошел бы в сговор

и с самим Ганнибалом, чтобы вместе превратить Рим в руины, лишь бы за это Пуниец сделал его своим оруженосцем.

– Благо, у нас тогда был Сципион, а не Цезарь.

– Зато теперь у нас есть Цезарь, и его грядущая претура принесет нам немало бед.

– До следующего года надо еще дожить, - заметил Цицерон, - меня больше волнует настоящее, а настоящее - это Катилина.

– Катилина - уже прошлое. Без Красса он не представляет большой угрозы государству. А вот, если Красс ведет более тонкую игру, тогда...

– Я консул, мне предстоит борьба с Катилиной, и поэтому меня сейчас за-нимает только он.

– Мы все будем сражаться в твоем войске, - заверил Катон.

Охранные меры сената мешали Катилине в реализации его замысла. Он уже несколько раз откладывал дату начала восстания, и в итоге нарыв мятежа перезрел и произвольно прорвался вспышкой военных действий в Этрурии. Эта область уже не в первый раз становилась очагом возмущения италийцев против столицы. Пятнадцать лет назад она питала бунт Лепида, а теперь свои надежды на перемены в государстве связывала с Катилиной. Основу войска восставших составляли разорившиеся и вытесненные богачами с их участков ветераны Суллы. Некогда они залили кровью Малую Азию, Грецию, всю Италию и сам Рим, поэтому им непривычно было терпеть насилие со стороны земельных магнатов. До сих пор им не хватало только вождя, поэтому имя Катилины стало для них хорошим раздражителем. Увидев же, что предводитель медлит, они своими действиями решили поторопить его.

В результате, организованного выступления сторонников Катилины сразу по всей Италии не получилось. В некоторых областях были предприняты робкие попытки поддержать восстание, но римляне, обо всем знавшие заранее благодаря агентуре Цицерона, уничтожали ростки бунта в зародыше. И самое главное, бездействовал центр. Все начинания Катилины и его ближайших приспешников постоянно наталкивались на противодействие консула.

Но Катилина не унывал, а когда его попробовали затронуть в открытую, и молодой аристократ Эмилий Павел объявил о начале судебного дела, даже предпринял психическую атаку на нобилитет. Он заявил, что не боится суда, ибо прав, и для демонстрации своей уверенности в успехе, изъявил готовность поселиться на время процесса в доме любого из первых лиц государства. Желающих сторожить этого субъекта в рядах высшей аристократии не нашлось. Тогда он сам начал перебирать своих высокопоставленных врагов, включая Цицерона, предлагая им персонально взять на себя контроль над ним. Все отказались, и это в какой-то степени стало моральной победой Катилины над трусливой знатью, грозной лишь на словах. Однако пора было действовать, а не пугать, и Катилина решил действовать немедленно, более не дожидаясь благоприятного случая. Был разработан четкий план и уже через день началась его реализация.

Два заговорщика в ранге всадников, подвесив под тоги кинжалы, на рассвете пришли к дому Цицерона, чтобы горячо поприветствовать его хозяина. Скоро у двери собралась большая толпа клиентов и подхалимов чином повыше, жаждущих восхвалить выдающегося человека, дабы он, разомлев от лести, обронил им несколько милостей. Если не считать привета от Катилины, запрятанного под одежду, заговорщики ничем не отличались от прочей публики и заподозрить их было невозможно. Однако солнце постепенно поднималось, наливаясь слепящей желтизной, а дверь консульского дома оставалась неподвижной. Когда волнение в народе достигло апогея, вышел раб и объявил, что хозяин ввиду недомогания никого принимать не будет.