Каторжный завод
Шрифт:
После всего этого следовал вывод:
«Причина побегов заключается в страсти к побегам и бродяжничеству».
И указывались меры пресечения:
«Одно только средство удержать каторжных вовсе от побега, это острог и оковы».
Труднее было объяснить причины побега урядника Могуткина, и эту часть рапорта Тирст не успел закончить до прихода стряпчего Ярыгина. Оставил па следующий день, уповая, что утро вечера мудренее.
Ярыгин запыхался, словно за ним гнались.
— Жарко летом в наших таежных краях, — сказал
— Черт бы их не видал! — со злостью отозвался Ярыгин, утирая платком лицо и шею.
Тирст с удивлением посмотрел на него.
Накануне виделись они, и Ярыгин был в отменно добром настроении.
— Нет, каков мерзавец! — возмущался Ярыгин. — Я к нему как к человеку со всем уважением…
Тирст понял, что речь о подпоручике Дубравине, и молчал, ожидая, пока Ярыгин отойдет и расскажет все более обстоятельно.
Но стряпчий никак не мог прийти в себя и, только пыхтя и отдуваясь, выражал свое возмущение отрывочными восклицаниями.
Обидная для его достоинства сцена врезалась в память во всех подробностях…
…Подпоручик собирался вздремнуть после обеда. Брошка стаскивал с него сапоги, когда в дверь комнаты для приезжающих, где квартировал Дубравин, иостучали.
— Да! — крикнул подпоручик, полагая, что там Перфильич.
Ярыгин вошел и учтиво поклонился.
Подпоручик вскочил. Сейчас он вовсе не походил на ревизора, прибывшего со специальным поручением: в одном сапоге, в расстегнутой рубахе, волосы взлохмачены… Крошка, не выпуская пз рук сапога, смотрел, разиня рот, на Ярыгина.
— Прошу прощения за беспокойство, — сказал Ярыгин и, снова поклонясь, представился: — Доверенный коммерции советника Дазебппкова, стряпчий Ярыгин.
Подпоручик выхватил у Ерошки сапог, быстро натянул на ногу.
— Корпуса горных инженеров подпоручик Дубравин. Прошу садиться!
Усадил нежданного гостя за маленький столик. Сам сел напротив.
Чем могу служить?
Ярыгин покосился иа Ерошку. Подпоручик кивком отослал денщика в прихожую.
— Дело имею к вам, господин Дубравин, важное и прошу выслушать со вниманием. — Он снял соломенную с широкими нолями шляпу, положил ее на стол и утер шею платком. — Сей Николаевский завод, учрежденный казною и состоящий в казенном управлении, становится в тягость казне. Вы, полагаю, убедились в том, ознакомлен с делами?
Подпоручик еще пе понял, куда клонит посетитель, и ответил неопределенным жестом.
— Само дело подтверждает ту непреложную истину, — продолжал Ярыгин, — что предприятия, состоящие в частном владении, более экономичны и значительно большую пользу приносят…
— Кому? — перебил подпоручик.
— Владельцу своему, — нимало не смутясь, ответил Ярыгин, — равно и государству. Ибо богатство граждан составляет и богатство державы. А посему…
— Не могу взять в толк, с какой целью вы мне сие разъясняете, — снова перебил его подпоручик, уже начиная догадываться о намерениях
Ярыгин пристально посмотрел на подпоручика, словно буравя его маленькими своими глазками.
— От вас весьма много зависит, господин Дубравин.
— Опять не возьму в толк, — возразил подпоручик.
— От заключения вашего, кое вы представите его превосходительству главному горному ревизору.
— То есть?
— Ежели усмотрите вы причину убытков завода в неразумном хозяйствовании управляющего оным — это дело одно. А ежели подтвердите, что все действия заводского начальства правильны и дело ведется рачительно в ревностной заботе об интересе казны — это дело другое. И таковое заключение ваше весьма желательно и полезно будет.
— Кому? — И подпоручик тоже в упор посмотрел на Ярыгина.
— Доверителю моему, господину коммерции советнику Лазебникову, — с достоинством ответил стряпчий.
— Ну, а если, предположим, — подпоручик откровенно усмехнулся, — не оправдаю я надежд ваших и господина Лазебникова?
Ярыгин оглянулся на дверь и, перегнувшись через стол к подпоручику, сказал тихо, но внятно:
— Пятьсот рублей серебром.
Подпоручик вскочил, как подброшенный пружиною. Стул с грохотом отлетел в один угол, столик, за которым они сидели, — в другой.
Ерошка, привлеченный шумом, с опаскою заглянул в комнату.
— Вон! — крикнул подпоручик, указывая на дверь. — Вон, сию минуту!
— Вы, сударь, но очень-то… — бормотал Ярыгин, пятясь к двери, — мой доверитель вхож к его высокопревосходительству…
— Еще грозишь, негодяй! — И подпоручик влепил стряпчему полновесную пощечину.
Потом поднял валявшуюся в углу широкополую шляпу стряпчего и швырнул вслед ему.
Ярыгин подобрал шляпу и выбежал, провожаемый квакающим хохотом Ерошкп.
…Конечно, от передачи многих подробностей Ярыгин воздержался. Да в том и не было надобности. По виду его и состоянию Тирст понял, какой характер имела беседа стряпчего с подпоручиком.
— Все бы ничего, — сказал Ярыгин, отдышавшись, — да горяч больно… Может донести рапортом его высокопревосходительству о неосторожном предложении моем.
— Пустое, Ефим Лаврентьевич, — возразил Тирст. — Разговор без свидетелей. С такою же долею вероятности можете вы заявить, что он вымогал у вас означенную сумму.
— А денщик?
— Ерошка?.. — Иван Христианович пренебрежительно махнул рукой. — У него чердак без верху, одного стропильца не хватает. Дураку веры не будет.
Ярыгин успокоился и осмелел.
— Привлечь его за рукоприкладство!
Тирст усмехнулся.
— И сие нахожу невозможным, Ефим Лаврентьевич. По той же причине. Дураку веры не будет.
Ярыгин как бы не заметил насмешливой двусмысленности слов Тирста, и разговор обратился к наиболее интересовавшему обоих предмету: как обезвредить действия строптивого подпоручика Дубравина.