КАТЫНСКИЙ ЛАБИРИНТ
Шрифт:
А. Лукин. Перевозили до Урсатьевской. в Урсатьевской передавали другому конвою, или до Сухобезводной Кировской области, или вот я возил один конвой: за Куйбышевом, в 12 километрах, строился большой авиационный завод. И в Карелии севернее Кандалакши тоже строился авиационный комбинат – вот туда возили.
В.А. Но ведь вы начальник связи. Почему вы конвоированием занимались? У вас же свои обязанности были.
A.Л. Было столько много работы,
В.А. Это всего пять или пять польских?
А.Л. Нет, всего пять.
В.А. А с поляками?
А.Л. Так все с поляками были.
В.А. Это, значит, за какое время – конец 39-го и?…
А.Л. И до самой войны. Кстати, я же был кандидатом и партию, мне дали рекомендацию, как только я пришел в батальон, а принять нельзя: то я в командировке, то все бюро в командировке. Так до войны дотянули, и эту рекомендацию отправили в Главное управление конвойных войск, и она меня встретила уже на фронте около Орла.
В.А. Алексей Алексеевич, расскажите, пожалуйста, о Козельском лагере. Что он из себя представлял?
А.Л. О Козельском лагере… Я всего там один раз был. Мне доложили, как обеспечена связь с постами, я проверил.
В.А. Это как раз входило в ваши обязанности.
А.Л. Да, я как начальник связи там и был. Вот… Проверил… Ну что я мог там заметить? Нары нормальные, двухъярусные, нельзя сказать, что там плохо было или тесно. Питание нормальное было. Собственно говоря, солдаты одинаково питались с заключенными. Так солдаты-связисты мне говорили.
В.А. А как поляки выглядели, как держались?
А.Л. Я с ними немного… Встречался с теми, кто говорит по-русски. Они меня спрашивали и вот Шарапова… [77] Нет, Шарапов у нас был в Юхнове, а в Козельске…
В.А. Начальник лагеря? Королев.
А.Л. Нет, почему Королев…
В.А. А Демидович был комиссар [78].
А.Л. Демидович… Да. Демидович комиссар. Правильно. Ну вот я с ними же ходил. Вопросы задавали в основном такие: как нам связаться с родственниками? Потому что ведь, когда мы стали вывозить из Польши, нам сказали: вы вывозите осадников [79],
В.А. Да. конечно. Который потом стал министром госбезопасности.
А.Л. КГБ [80], да. Я про него ничего отрицательного не могу сказать и не согласен… вот тут было высказывание, что он пособник Берии. Я до сих пор не могу понять: мог ли он быть пособником Берии? Он в подчинении был… Но как он нас инструктировал и как он с нас снимал, как говорится, стружку за то, что если мы допустим нарушение при конвоировании!… Нет, неверно, это ложь про него.
В.А. Это он в 41-м приезжал?
А.Л. Нет, он с самого начала, по-моему, там был. С самого начала операции по вывозу польского населения. Он там руководил. Он нас инструктировал первый раз. по-моему, в Минске в конце 39-го года. Зимой это было или в декабре. или в январе. Нового года мы тогда не праздновали, нам некогда было праздновать, нагрузка была сильная… Ну и потом он собирал нас в Барановичах, инструктировал. Это уже было, наверно, в начале 40-го года. По-моему, он все время руководил этой операцией… этими операциями, которые касались вывоза польского населения.
В.А. Скажите, пожалуйста, а вот полковник Степанов из Москвы, из Главного управления – помните такого?
А.Л. Нет. Я помню, в начале войны к нам приехал генерал Любый [81]. Он, по-моему, заменил генерала Серова и он уже тут руководил. Он с командиром полка уехал в Катынь, нас оставил тут, я забрал всех своих людей и вклинился в пехотный полк. Вернее, как вклинился? Забрали меня, да и все. Я в пехотном полку был, значит, до самого ранения, до 21 июля.
В.А. Это за Смоленск бои были?
А.Л. Это уже в Смоленске и за Смоленском. Мы же в Смоленске были до самого 24 числа, а сейчас пишут, что сдали Смоленск 16-го. Это неправильно.
В.А. Так зачем все-таки командир полка уехал в Катынь?
А.Л. Он уехал потому, что немцы уже находятся в Минске, уже к Минску подходят – значит, надо ускорить эвакуацию. Вопрос был очень сложный: надо эвакуировать, а немецкие самолеты над шоссейной дорогой летают на высоте 10-15 метров, все дороги загромождены беженцами, и не только шоссе, а и проселки. Очень трудно было, а машин было очень мало. Мы пользовались теми машинами, которые останавливали, высаживали беженцев, отнимали машины и в эти машины грузили польское население из лагеря Катынь [82]. Я одного человека встретил – это было, дай Бог памяти, в самом конце июля, 25-го примерно, – а фамилию я его забыл, этого лейтенанта.