Каурай. От заката до рассвета. Часть 2
Шрифт:
Да, ребята решили действовать наверняка.
Спас его огневолосый Горюн, вырвавшийся из клубов дыма, словно свежеиспеченный глиняный голем. Лучники мигом принялись засыпать стрелами кузнеца, когда он поразил молотом негодяя с саблей. Треснула кость, раздался вопль и кривая железяка звякнула по доскам.
Воспользовавшись заминкой, Каурай поднажал и, быстро работая штыком, оттеснил противника во двор, когда с оглушительным грохотом рухнула крыша. Град искр, снопы горящей соломы и густое дымище ослепило всех четверых. Но схватка и не думала утихать.
Дым ел глаза и выворачивал внутренности наизнанку, но амбала в вороненой кольчуге и глухой маске это совсем не смущало. Бердышом
Наконец завидев блеск солнца в кучных облаках, Каурай выдохнул и едва не пропустил очередной удар бердыша. Из пожара он выбрался, осталось не напороться на железо. Легче сказать…
Амбал хотел было вновь ринуться в атаку, но выругался и начал отступать с четким намерением убраться подальше. Глыба-Горюн едва не снес ему голову своим молотом, но прилетевшая стрела таки нашла его ногу. Кузнец покачнулся и сбился с шага, молот ударился о землю.
Амбал мог сразить его одним метким ударом, но не стал рисковать — отогнал Каурая еще одним взмахом бердыша и опрометью бросился через плетень. Там его ждала лошадь — взобравшись в седло, они с лучниками плюнули в них еще парочкой стрел и, пригнув головы, галопом помчалась к лесу.
Горюн провожал беглецов взглядом до тех пор, пока четверка не скрылась в зарослях, и устало отбросил молот.
— Своего убил? — спросил его Каурой, пытаясь откашляться. Ушей коснулся испуганный женский крик — вдали показались разноцветные платки. На пожарище сбегались местные.
— Пешим сбежал, — сплюнул Горюн и оглянулся на кузницу, которую пожирало оголодавшее пламя. Рубаха кузнеца была насквозь мокрой от пота, смешанного с обильно струящейся кровью.
* * *
Кузница Горюна выгорела дотла. И сколько не носились бабы с ведрами до реки и обратно — от нее осталась только каменная стена с горном да груда металла, которой никакой огонь не был страшен. Не успел пожар утихнуть, как из острога примчалась целая кавалерия во главе с паном Рогожей, который принялся носиться вокруг да около с криками и руганью, словно это его дом только что пострадал от рук лиходеев.
Воробья злющий Рогожа достал словно из-под земли и начал прилюдно распекать за нерасторопность. Тот божился, что после того, как его прогнал Горюн, он устроился за пригорком — докурил люльку и слегка соснул, решив не показываться, пока одноглазый не закончит свои делишки с кузнецом. Да так и проспал все представление, не обращая внимание ни на пожар, ни на свистящие стрелы. Тогда Рогожа разозлился еще больше и принялся драть племянника за уши. Крики “Ну, дядька!” разносились на версту.
Единственными внятными свидетелями переполоха была стайка детишек. Стоило только разбойникам поджечь крышу кузницы, шалопаи всей гурьбой попрятались в траве и с замиранием сердца досмотрели представление от начала до конца. Но, увы, более того, что и так знали одноглазый с кузнецом, дети не поведали — свалились негодяи как снег на голову, а потом быстро растворились в лесу, как и не было их.
— Раз прятали лица, значит, кто-то из местных, — почесал затылок одноглазый. — И где ты умудрился так много врагов
Горюн оставил его вопрос без ответа. Каурай шутил. Едва ли они хотели прищучить одного Горюна. Двух зайцев одним выстрелом.
После сбивчивого и невнятного рассказа детворы пан Рогожа пустился злобствовать и махать кулаками уже в их сторону, но, немного угомонившись, запалил люльку и принялся наставлять насупившегося Горюна:
— То-то же, пан, — поднялся в небо мудро заточенный ноготь, — вот тебе наука. Живешь тут на отшибе один одинешенек, а коли чего случиться, тебе и помочь некому. Как хорошо, что рядом образовался опричник! Помог тебе сладить с супостатом и охранить свое имущество. Или хотя бы часть…
Довольно кивая вслед такому рассуждению, Рогожа сделал еще одну затяжку и обратил подозрительные глаза на Каурая:
— А ты чего тут забыл? У нас в остроге чего кузнеца нет?
— Кузнец кузницу рознь, — отмахнулся одноглазый, расхаживая по углям и шуруя штыком в поисках своей сабли с кинжалом. Бросать их тут, как говаривает Кречет, было не можно. Времени до вечера все меньше. — Но теперь нам с Горюном уж точно придется воспользоваться услугами острожьей кузни. Распорядишься, пан?
— Поглядим, — загадочно пробубнил Рогожа.
— И на том спасибо.
Глава 6
Уже темнело, и раскрасневшиеся от горилки атаманцы начали клевать носом. Игриша самого клонило в сон. Со всей этой беготней с метлой, котами и горилкой он так и не урвал себе поживать и теперь мечтал только об одном — забиться в какой-нибудь уголок с ломтем хлеба, а потом уснуть. Бесенок, однако, не знал ни устали, ни меры — если дело касалось употребления горилки. Мальчик хлестал одну стопку за другой, в его глазах все ярче разгорались озорные искорки.
— А что насчет нового воеводиного подручного, опричника? — все пытал Милоша Рюк. — Видал его?
— Опричника? — нахмурил лоб тот. — Какого такого опричника?
— Ха, говорил же что враки! — воскликнул кто-то из атаманцев.
— Да ты погоди, — остановил его Рюк. — Не знаешь что ли кто такие опричники?
— Неа, — покачал головой Милош и плеснул себе еще горилки.
— Мне кажется, мальцу уже хватит, — покачал головой Берс и убрал полупустую бутылку со стола. — А опричника, дружок мой, легко узнать по собачьему черепу, который тот возит на лошади. Это их цеховой символ, знак сношений с нечистой силой. Иные таскают с собой еще и метлу, если вхожи еще и в круги ведьм и ведьмаков. От того их так и называют — опричники, сиречь ходящие опричь, или вне мира живых, ближе к мертвецам, вампирам и прочим чертям с бесами. Опричники бродят по полям сражений, вокруг сожженных деревень и чумных мест, похищают детей и поднимают трупы, дабы они им служили. Уроды они — один краше другого. Гутарят, по свету бродит один такой хер — с двумя лицами. Одна морда у него там, где надо, а другая прямо на затылке. Видел такого?..
— Двухголовых что-то не видал, — покачал головой Милош, довольный своей полезностью. — Но тут приезжал один горбатый… с собачьим черепом, как ты сказал. Железа на нем — во! а сам урод хоть на ярмарку отправляй. И лошадь такая злющая, только моргни — голову тебе откусит.
— Это не тот, у которого еще оглобля такая, что лошади можно голову срубить? — спросил Коляда.
— Он самый! Называет себя Каурай.
— Ты чего встречал его, Коляда? — поинтересовался Рюк.
— А то, — кивнул клыкастый разбойник. — Когда кречетовы молодчики во двор высыпали, я видел с ними опричника с огромным мечом, который убивал моих людей, одного за другим. Млада он вовсе слету разрубил напополам.