Кавалер Красного замка
Шрифт:
— Но скажите, наконец, чего же вы хотите, гражданин?
— Сегодня утром вы пойдете в Консьержери, не так ли?
— Да! Меня звал привратник.
— И знаете зачем?
— Вероятно, к какому-нибудь больному, умирающему, быть может, приговоренному к смерти.
— Именно так, вас ждет особа, приговоренная к смерти.
Престарелый священник с удивлением посмотрел на кавалера.
— Но, позвольте, знаете ли вы, кто та особа? — продолжал Мезон Руж.
— Нет… не знаю.
— Так я скажу вам — королева.
Аббат
— Королева!.. О, боже мой!
— Да, королева! Я справлялся, который священник будет исповедовать ее, узнал и прибежал сюда.
— Чего же вы хотите от меня? — спросил священник, испуганный взволнованным голосом кавалера.
— Я хочу… нет, я хочу… я вас прошу, умоляю…
— О чем же?
— Провести меня к ее величеству.
— Да вы с ума сошли!.. — вскричал аббат. — Вы погубите меня и погибнете сами.
— Не бойтесь.
— Над ней свершен приговор — и все кончено.
— Знаю, и не за тем хочу я видеть ее, чтобы спасти, но… выслушайте же меня, отец! Вы не слушаете!
— Не слушаю, потому что вы просите невозможного; не слушаю, потому что вы говорите как безумец; не слушаю, потому что вы ужасаете меня…
— Успокойтесь, отец, — сказал молодой человек, стараясь, в свою очередь, быть спокойнее. — Поверьте, я сохранил весь свой рассудок. Королева погибла — знаю; но если бы только на одну секунду я мог упасть к ее ногам — это спасло бы мою жизнь; если же я не увижу ее — лишу себя жизни, а так как вы будете причиной моего отчаяния, то, значит, вы убьете разом и тело и душу.
— Но, сын мой, — сказал священник, — вы требуете, чтобы я пожертвовал своей жизнью!.. Как я ни стар, но мое существование еще нужно для многих несчастных; как я ни стар, но добровольно идти на смерть было бы самоубийством.
— Не отказывайте мне, отец, — возразил кавалер… — Послушайте, вам нужен аколит, прислужник… Возьмите меня.
Священник пробовал собраться с твердостью, начинавшей изменять ему.
— Нет, — сказал он. — Это значило бы изменить моему долгу. Я присягал Конституции, клялся из глубины сердца и совести. Бедная приговоренная женщина — преступная королева; я бы согласился умереть, если бы смерть моя могла быть полезна моему ближнему, но я не хочу изменять своему долгу.
— Но, — вскричал кавалер, — говорю вам, повторяю, клянусь, что я не хочу спасать королеву. Клянусь над этим Евангелием, перед этим распятием, что я не хочу препятствовать ее смерти.
— В таком случае, чего же хотите вы? — спросил старец, растроганный этим выражением неподдельного отчаяния.
— Выслушайте, — сказал кавалер, у которого вся душа, казалось, перешла в слова. — Она была моей благодетельницей, она питала ко мне некоторую привязанность… Увидеть меня в последний час, я уверен, было бы для нее утешением.
— Только этого и хотите вы? — спросил священник.
—
— И не затеваете никакого заговора для освобождения королевы?
— Никакого. Я христианин, отец, и если в сердце моем есть хоть тень обмана, если я надеюсь, что королева будет жива, если я хоть сколько-нибудь способствую этому, то накажет меня бог вечным проклятием.
— Нет, нет, ничего не могу обещать вам! — сказал священник, которому опять пришли на ум все опасности такого безрассудства.
— Послушайте, отец мой, — сказал кавалер с выражением глубокой горести. — До сих пор я говорил вам как покорный сын. Обращался только к христианским чувствам и состраданию; ни одного горького слова, ни одного упрека не сорвалось с моих губ, и, однако, мысли бродят в моей голове, лихорадка жжет мою кровь, отчаяние гложет мое сердце, я вооружен… Видите этот кинжал…
И молодой человек вытащил из-за пазухи блестящий и тонкий клинок, сверкнувший синеватым отливом в дрожащей руке.
Священник отступил в испуге.
— Не бойтесь, — сказал кавалер с печальной улыбкой. — Другие, зная, как строго исполняете вы свое слово, вырвали бы клятву у вашего испуга. Нет, я вас умолял и еще умоляю позволить мне увидеть ее хоть на мгновение… Вот вам обеспечение.
И он вынул из кармана и подал аббату следующую записку.
«Я, нижеподписавшийся Рене, кавалер Мезон Руж, клянусь богом и своей честью, что под угрозой смерти заставил достойного священника Сен-Ландри провести меня в Консьержери, несмотря на его живейшие возражения и упорство. В удостоверение чего и подписываюсь.
— Все это хорошо, — сказал священник. — Но поклянитесь еще, что вы не сделаете никакого безрассудства; мало того, чтобы моя жизнь была в безопасности, я отвечаю и за вашу.
— О, об этом не станем и думать, — сказал кавалер. — Итак, вы согласны.
— Конечно, если уж вы непременно хотите… Вы подождете меня внизу, и когда она пойдет в тюремную контору, тогда вы ее увидите…
Кавалер схватил старика за руку и начал целовать.
— О, — проговорил кавалер, — теперь, по крайней мере, она умрет королевой, и ее не коснется рука палача.
XLVIII. Тележка
Получив позволение аббата, Мезон Руж тотчас же бросился в отворенную комнату, служившую, по его мнению, уборной. Здесь в минуту борода и усы его исчезли под бритвой, и только теперь он увидел свою ужасающую бледность.
Мезон Руж, по-видимому, успокоился, но, кажется, впрочем, он совершенно забыл, что без усов и бороды его могут узнать в Консьержери. Он последовал за аббатом, за которым уже успели прийти два человека, и с дерзостью, удалявшей всякое подозрение, прошел за решетку, выходившую тогда к двери трибунала.