Кавказ
Шрифт:
Офицеры крайне сожалели, что князь Мирский не был в Хасав-Юрте. Но они не сомневались, что в его отсутствие полковник сделает для нас то же самое, что сделал бы и князь.
Главное состояло в том, чтобы достать лошадей до Чир-Юрта. В Чир-Юрте жил князь Дондуков-Корсаков [96] , имя и радушие которого мне были известны: во Франции я дрался на дуэли с его братом, умершим потом в Крыму, и это обстоятельство, благодаря рыцарскому характеру князя, заставляло меня быть еще более уверенным в добром приеме.
96
Полковник Дондуков-Корсаков Александр Михайлович (1820–1893) — до 25 октября 1858 года командир
В сопровождении моего друга Калино я отправился к командиру, но его не было дома, и я оставил у него визитную карточку.
Я заметил перед домом полковника роскошный сад, который с населявшими его лебедями, цаплями, аистами и утками, показался мне ботаническим садом. Решетчатая дверь, поддерживаемая только подпорками, была не заперта. Я толкнул ее и вошел в сад.
В эту самую минуту подошел ко мне какой-то молодой человек, лет двадцати трех-двадцати четырех.
— Вы, кажется, господин Дюма? — спросил он.
— Да.
— А я сын генерала Граббе [97] .
— Того самого генерала, что взял Ахульго?
— Того самого.
— Свидетельствую вам мое почтение.
— Ваш отец, насколько я знаю, сделал в Тироле [98] то же, что мой совершил на Кавказе, — это должно нас избавить от каких-либо церемоний.
Я протянул ему руку.
— Я вас искал, — сказал он мне. — Я сейчас только узнал о вашем прибытии. Князь Мирский будет крайне огорчен, что не увидел вас. В отсутствие его вы позволите нам предложить свои услуги?
97
У П. Х. Граббе было два сына, служивших в Кавказской армии: Александр (погиб в 1863 г. при подавлении польского восстания) и Михаил (убит в 1877 г. в боях за Карс). О ком из них идет речь в книге Дюма, мы не знаем.
98
В битве с австрийцами возле городка Клаузен генерал Александр Дюма (1762–1806) у въезда из Бриксенский мост один задержал неприятельский эскадрон. За этот подвиг австрийцы прозвали его «черным дьяволом».
Я рассказал ему о своих приключениях, о том, как я нашел себе квартиру, и что мне не удалось видеть полковника.
— А видели вы свою хозяйку? — спросил он, улыбаясь.
— Разве у меня есть хозяйка?
— Да, так вы ее еще не видали? Это миленькая черкешенка из Владикавказа.
— Слышите, Калино?
— Если вы ее увидите, — продолжал г-н Граббе, — постарайтесь заставить ее станцевать лезгинку: она прелестно танцует.
— Вероятно, тут ваша власть сильнее моей, — сказал я ему, — не буду ли я невежливым, если попрошу отдать в мое распоряжение эту власть?
— Я сделаю это с удовольствием. Куда же вы теперь идете?
— Домой.
— Позволите вас проводить?
— Буду рад.
Минут через пять нам доложили о приезде подполковника Коньяра [99] . Фамилия эта показалась мне счастливым предзнаменованием: так звались двое моих друзей. Я не ошибся. Если кто-нибудь мог утешить меня в отсутствие князя Мирского, о котором мне столько говорили хорошего, так это тот, кто его заменял. Он просил нас не беспокоиться о нашем отъезде на другой день: все от него зависело — и лошади и конвой.
99
Фамилия Коннар (Коньяр) в полку не значилась. Но в Тенгинском пехотном полку в эти годы служил майор Валерий Моисеевич Коньяр — потомок французских эмигрантов. Не исключено, что именно в те дни, когда Дюма был в Кабардинском полку, туда приехал и майор Коньяр. Двумя друзьями Дюма, о которых он вспоминает, были братья Карл-Теодор Коньяр (1806–1872) и Жан-Ипполит Коньяр (1807–1882) — популярные
Кабардинский полк, командуемый князем Мирским, как главным начальником, и подполковником Коньяром — его заместителем, — самый передовой пост русских на неприятельской земле.
Часто горцы, даже непокорные, спрашивают позволения приходить в Хасав-Юрт для продажи своих быков и баранов. Это позволение им всегда дается, но покупать запрещено. В день нашего приезда двое пришли с формальным дозволением полковника и продали тридцать быков.
Кроме скота, они приносят в город мед, масло и фрукты. Разумеется, им платят наличными. Особенно их интересует чай, который запрещено им продавать. Поэтому при каждом выкупе пленных горцы просят, кроме обыкновенной цены, еще и десять, пятнадцать, двадцать фунтов чаю.
Случается, что горцы нападают даже в самом городе: редкую ночь они не похитят кого-нибудь.
В конце лета около трех часов дня солдаты и дети купались в Карасу, а подполковник прогуливался по укреплению. Около пятнадцати татарских всадников спускаются к реке и поят своих лошадей посреди купающихся. Вдруг четверо из них схватывают двух мальчиков и двух девочек и быстро скачут прочь. По крикам детей подполковник узнает о происшествии и велит стрелкам преследовать похитителей. Стрелки спрыгивают или просто скатываются с укреплений и гонятся за татарами, но те уже далеко.
Мальчик укусил своего похитителя в руку, и так сильно, что горец выпустил его. Ребенок упал, однако тотчас вскочив на ноги, он хватает камни и защищается. Татарин направляет на него лошадь, но мальчик змеей проскальзывает меж ее ног. Татарин стреляет из пистолета и промахивается. Мальчик, более ловкий, швыряет ему в лицо камень.
А стрелки все ближе. Горец видит — ему несдобровать и поворачивает коня, оставив ребенка в покое.
Трое других еще в плену. Горцы сначала просили за них тысячу рублей, несмотря на то, что мальчики были детьми солдат, а солдатам не дозволено выкупать пленников на государственные деньги. Хасав-Юртовские дамы собрали деньги для выкупа. Набралось сто пятьдесят рублей. Их вручат горцам, которые для этого спустились вниз. Подполковник уверен, что горцы для приличия поторгуются, но потом все же примут эту сумму.
В сделках подобного рода обыкновенно какой-то местный татарин служит посредником. Каждая сторона имеет также своих шпионов, которых расстреливают, если они уличены противной стороною. Не так давно один из лазутчиков подполковника по имени Салават был разоблачен горцами; его отвели на гору и раздробили череп из пистолета на глазах русского лагеря. Через два дня нашли его тело, растерзанное шакалами.
Из того же Хасав-Юрта был послан к Шамилю хирург Пиотровский [100] . В полумиле от укрепления происходил выкуп княгинь Орбелиани и Чавчавадзе.
100
Воспоминания Пиотровского о поездке в стан Шамиля были напечатаны в газете «Кавказ» в 1858 году. Их перевели А. Дюма, и он включил их в «Кавказ». Дюма иногда называет Пиотровского Петровским. Чтобы всякий раз не объяснять это, мы везде даем Пиотровский.
Пока подполковник Коньяр рассказывал подробности, кто-то пришел к нему и что-то прошептал на ухо. Подполковник рассмеялся.
— Не позволите ли вы мне, — спросил он, — принять здесь одну особу? Вы станете свидетелем обычая, который вас заинтересует.
— Сделайте одолжение! — отвечал я.
Женщина-татарка, укутанная так, что оставались видными только глаза, сойдя у ворот с коня вскоре показалась в дверях нашей комнаты.
Узнав подполковника по мундиру, она направилась прямо к нему. Подполковник сидел за столом. Татарка остановилась по другую сторону стола, развязала небольшой мешок, висевший у ней за поясом, и извлекла из него два уха.