Кавказ
Шрифт:
Вы меня спросите, как же моют лицо? Простолюдины поступают следующим образом: они набирают воды в рот, выпускают ее в горсти и руками трут себе лицо несколько раз. Об утирании и не думают, это уже дело воздуха. Так поступают простолюдины.
Ну, а порядочные люди? Порядочные люди, обыкновенно проникнутые стыдливостью, запираются, когда заняты своим туалетом, а потому я и не знаю, как они поступают в этом случае.
А иностранцы? Иностранцы дожидаются дождя, и когда идет дождь, они снимают шапки и поднимают носы вверх.
Теперь, как приступить к другому вопросу? А, была не была! Прочь эта напрасная застенчивость в выражениях.
Как сказал Монтень, она в конечном итоге приводит к тому, что путешественник,
Ну так вот, несмотря на цитату из Монтеня, я смутился из-за этой напрасной робости. Она не остановила Монтеня, позволяя ему рассказывать, как он сам после того, что велел приготовить себе петлю из золота и шелка, чтобы повеситься, просверлить изумруд для хранения в нем яда, сковать меч с золотой насечкой, чтобы заколоть им себя, вымостить двор мрамором и порфиром, чтобы разбиться об него, — все это на случай победоносного восстания против него, — был застигнут врасплох, не имея при себе ни одного из этих убийственных средств в ватерклозете и вынужден удавиться губкой, которую, — так говорит Монтень, а не я, — римляне употребляют для задней части тела.
Процитировав это выражение Монтеня, я полагаю возможным приступить к одному щекотливому вопросу.
Нет никого из числа моих читателей во Франции, который не имел бы у изголовья своей постели — не только для того, чтобы поставить свечу, отходя ко сну, но еще и с другой целью — пикантный предмет неопределенной формы, округлый в одних случаях, квадратный в других, имеющий вид рабочего столика, или удобоносимой библиотечки из орехового дерева, либо фиолетового, лимонного или дубового дерева, наконец причудливую как в сущности, так и по форме. Не правда ли, любезные читатели, вам знаком этот предмет?
Я не обращаюсь к вам, прекрасные читательницы — разумеется, вы вовсе не нуждаетесь в такой мебели, и если она находится в ваших спальнях, то это уже предмет роскоши. Словом, у вас эта мебель есть не что иное, как футляр, шкаф, иногда даже ларчик, потому что предмет, заключающийся в ней, если он к тому же творение севрских фабрик прежних времен, может быть, очаровательной формы и с богатыми украшениями.
Эта мебель имеет и другую функцию, которая, хотя она и сокрыта, но способствует доставлению вам спокойного сна, благодаря сознанию, что она возле вас, что стоит только протянуть руки и взять ее.
Увы! Этой мебели, содержащей и содержимой, вовсе не существует в России, так же как ватерклозета, с тех пор, как случилось там несчастье с одной очень важной особой: приходится выходить на открытый воздух для совершения астрономическо-метеорологических наблюдений, несмотря ни на время, ни на погоду.
Но надо, однако, отдать полную справедливость московским торговцам скобяных товаров, ибо они в этом нисколько не виноваты. Лавки их содержат целые кучи медных емкостей такой сомнительной формы, что, покупая самовар с одной хорошо знакомой мне дамой, живущей в России уже пятнадцать лет, я просил ее осведомиться у купца, какие это вазы и для чего они предназначаются.
Она обратилась с вопросом на русском языке и начала смеяться, немного покраснев от данного ей купцом ответа. Видя, что она не передает мне его, я спросил: что это за кофейники?
— Не знаю, как вам назвать эти вещи, — отвечала она, — но могу дать вам совет купить одну или, точнее, один из них.
— Разве предмет мужского рода?
— Как нельзя более мужского, любезный друг.
— И вы не можете сказать его название?
— Я могу написать его, с условием, что вы прочтете его без меня. Это sine qua non [200] .
200
Обязательное
— Пусть будет так, пишите.
— Дайте карандаш и листочек из вашего альбома.
Я взял карандаш, оторвал листок из альбома и подал ей. Дама начертала несколько слов, свернула бумажку и возвратила мне. Я спрятал ее между двумя неисписанными страницами альбома. Потом мы делали покупки, бегали из магазина в магазин, и у меня вышла из головы эта бумажка, и, следовательно, я не купил вещи, о которой идет речь. Только месяца через два, в Саратове, раскрыв случайно страницу, где находилась записка, я нашел ее, не зная ее содержания, потому что я совершенно забыл о разговоре в лавке скобяных товаров. Бумажка содержала следующие простые слова: «Это дорожные горшки: не забудьте купить один из них». Увы! Уже было слишком поздно. В Саратове они не продаются. Подобными вещами запасаются в Каире или Александрии, когда предпринимают путешествие по Нилу или отваживаются странствовать по пустыне.
Что бы ни говорили русские, но есть большая дистанция между их цивилизацией и цивилизацией народа который сто лет назад, не желая упустить ни слова из проповедей отца Бурдалу [201] , славных в то время и чрезвычайно длинных, изобрел для хождения в церковь предметы, — правда, другой формы, но с назначением подобным тому, какое они изобрели для следования из Москвы в Астрахань.
Я привожу этот курьез для этимологов, которые через пятьсот, тысячу, две тысячи лет будут искать этимологию имен Бурдалу и Рамбюто [202] ; примените одно к вазе, другое к будке. Первое будет для них проводником ко второму.
201
Бурдалу Луи (1632–1704) — французский иезуит, проповедник.
202
Граф Клод-Фелибер Рамбюто (1781–1869) — французский государственный и общественный деятель.
Но мы очень удалились от Нухи — возвратимся же туда. Жалко было бы покинуть этот город, не сказав вам того, что я считаю своей обязанностью сообщить о нем.
Глава XXXI
Князь Тарханов
Пришел нукер, чтобы сообщить: князь Тарханов очень сожалел, что накануне не разбудили его, из-за чего мы вынуждены были ночевать в казенном доме. Ему хотелось, чтобы наши вещи тотчас же были перенесены к нему, а мы все разместились в его доме. Он ждал нас на чай.
Я уже сказал, что дом князя находился как раз напротив казенного дома. Поэтому наше переселение не было ни продолжительно, ни трудно. Впрочем, мы начали с переселения своих личностей, предоставив нукерам и слугам позаботиться о переселении багажа.
Вход в особняк князя очень-очень живописен: высокие ворота, поставленные наискосок, чтобы создать удобства для обороны дома, узкая калитка в воротах, устроенная так, чтобы только один человек мог пройти через проход — все это были меры предосторожности на случай неожиданного нападения. Ворота вели в обширный двор, украшенный гигантскими чинарами: у каждого из этих деревьев стояли по две или по три лошади, готовые к бою. Около двадцати кавалеристов прохаживались взад и вперед между лошадьми, имея на себе бурку, остроконечную папаху, кинжал с левого боку и пистолет с правого. Командир этих всадников, мужчина лет сорока, небольшого роста, но крепкого сложения, разговаривал с двенадцатилетним мальчиком в черкесском платье и с кинжалом.