Кавказские новеллы
Шрифт:
Но не внешнего врага надо было ждать воинственным Драшковичам, враг таился внутри, то была человеческая греховность, которая и отдала прекрасный замок на поругание.
И было то не нашествие варварских разбойников, грабивших старинные покои во всём их великолепии, чем должны быть богаты дворцы и замки, пережившие многие поколения своих владельцев.
Богатство это составляли старинные портреты гордых аристократов, мебель искуснейших мастеров, гостиные залы и кабинеты, полные редких книг, живописных полотен, ковров, гобеленов, изысканных
Там веками хранилась и пополнялась огромная коллекция всех видов старинного оружия, вплоть до пушек, а в кабинете одного из воинственных Драшковичей были развешены портреты всех его боевых товарищей-офицеров.
Словом, это был весьма достопримечательный замок умного и талантливого рода, умевшего сказать свое слово в истории.
Но замок постигла беда бесчестия! Как передавалось из поколения в поколение, виной несчастья была графиня Юлиана, которая за одну ночь проиграла в карты не только замок, его земли, нивы, леса, горы, окрестные сёла, но даже католический храм, устремлённый тонким шпилем к Богу!
Иногда, правда, делали поправку – не Тракошчан, а Кленовник, который в девяти километрах от него и тоже с большим замком и окрестностями.
Но в народе упрямо твердили, что речь идёт о белом замке на горе, который граф Юрай VI, подарил племяннику – Ивану IX, супругу Юлианы, урожденной Урдёду, венгерки.
Кто знает, может быть, графиня сошла с ума по смерти сына, когда села играть в преферанс, и кто был тот, кому она проиграла тракошчанскую гордость – немец, австриец, венгр? И не заплатила ли она преждевременною своею смертью за содеянное?
Или это говорил завистливый взгляд из подножья любой горы? А может, свела её в могилу всего за год тоска по умершему сыну?!
Не найдя истины, разделили то, что имели в умах, на две отдельные части: согласно первой, назвали цветлинскую школу именем графини Юлианы и при входе вывешивали её портреты, сделанные учениками на уроках живописи.
Вторые же несли в сердцах незаживающую рану, нанесенную всему хорватскому роду, и считали графиню беспутнейшей из женщин, никак не желая простить ей той злополучной партии в преферанс.
Так или иначе, но в самом замке, где в галерее был длинный ряд портретов представителей рода от первого до последнего, Юлианы не было.
На самом видном месте висел портрет Софии Валет-Латур, жены полковника, сделавшего при жизни дар следующему Драшковичу, на котором всё и закончилось.
Противники графини приобщили к вопросу о своей попранной чести решительный ответ австрийского праправнука Драшковичей партийным функционерам времен распада федеративной Югославии, желавшим сделать замок знатной резиденцией властей.
Он сказал: замок был подарен отчизной первому из Драшковичей, и никаким временщикам, а только отчизне и ее народу он останется навсегда.
Справедливости ради, следует сказать,
Так завершился один жизненный цикл, и вроде бы жизнь у подножья той горы продолжается по собственной спирали судьбы, однако, у Бога вершины и низины всегда связаны воедино, и никогда не знаешь, как отзовется эхом то или иное событие.
Как не счесть в хорватской Адриатике всех островов, предполагают, что не менее двух тысяч, так не счесть и крошечных сел в Загорье.
Особняки и виллы владельцев, приезжающих для короткого отдыха в местность, которую считают анатомическими легкими Хорватии, здесь давно прозвали «викендами» – тенденция к западному воскресному отдыху.
Но Цветлин остался тем селом, где каждый дом – это единственный дом хорвата, живущего на земле прадеда, деда и отца.
У цветлинцев никогда не было собственных дворцов и вилл, правда, когда-то низкие бедные деревянные домишки, превратились в крепкие особняки с архитектурой, характерной для современного мира – мансарды, балконы, парадные входы.
Главное в Цветлине совсем не то, что в нём всего-то двадцать пять дворов, есть в горах села и поменьше. А то, что подраставшие здесь мужчины относились к женитьбе с явным предубеждением, и потому на ту пору, с которой всё началось, в Цветлине насчитывалось пятнадцать домов неженатых мужчин самых разных возрастов, и тенденция не ослабевала.
Было похоже, что это и есть то самое эхо проигрыша графини, спустившей внутреннее достоинство тракошчанцев в каньон, которые встречаются в этих горах.
Если бы не столь известная причина, можно было бы предполагать чьё-то грозное проклятье, павшее на всех.
Те из цветлинцев, которые всё же женились, ясно осознавали, что принимают на себя эту миссию только для продолжения цветлинского человеческого рода.
Остальные давали непонятно кому обет безбрачия. Постепенно могло создаться впечатление, что эти цветлинцы – аскетическая порода людей и беспорочная.
Единственно, что могло противоречить такому утверждению – цветлинцы пили крепкие напитки не хуже всех других, дома с друзьями или в баре, который называется здесь «гостильница».
По селу шла единственная дорога, очень извилистая, имевшая разную высоту над уровнем моря, вокруг которой и стояли все дома. В конце этой дороги, окончательно взмывавшей ввысь, стоял дом одинокого Штефана.
Чтобы отстроить себе новый дом на родительском участке, Штефан свободно ездил в разные страны и во времена единой Югославии. Работал в Италии, Ливии, Австрии и Швейцарии, со всеми сдруживался, при этом общался с каждым на его же языке. Но однажды все решительно забросил и возвратился домой.