Кавказские новеллы
Шрифт:
– Господи, научи меня! – взмолилась она, хотя Бог был для ее земляков ни чем иным, как вместилищем вопросов самого разного толка.
В таких случаях ответы могли черпаться отовсюду и даже из собственной головы.
– Я так и не поняла, в чем загадка моей жизни, и я не согласна с этим!
Но Мелиссе не пришлось мучиться в догадках, ответ незамедлительно прозвучал откуда-то из-за сарая:
– Ты слишком горда, Мелисса!
Тогда она осмелилась задать еще вопрос:
– Чем я могу восславить эту жизнь, чтобы заслужить прощение?
На него тоже последовал ответ:
– Постарайся
Древнейший праздник Кавказа – праздник Святого Георгия.
Празднуется он осенью, когда земля щедро воздает дарами за труд. В этот праздник мужчины, все до одного: красавцы и уроды, молодые и старые, сильные и слабые, – все, кто только способен держать в руках бокалы, пить за мужское здравие, есть мясо, освежеванное утром этого же дня, встречаются со своим покровителем.
А женщины, не наводя праздничной красоты, с утра пораньше, засучив рукава, готовят для них обильную еду.
И Мелиссе было подсказано, что именно в этот день она должна принести в жертву свою чрезмерную гордость, ставшую несчастьем для нее самой.
– Но я не знаю, как… – сказала она.
На это Господь продиктовал ей подробную инструкцию праздника. Кажется, он был готов продиктовать даже список приглашенных, но на Святого Георгия приглашались все мужчины без исключения.
Решение это укреплялось с каждым днем по мере того, как Мелисса все более погружалась в хлопоты.
Она готовила сыр, который вымачивала в рассоле, время от времени обмывая его головки чистой водой нежно и тщательно, дабы не пересолился он и не затвердел. Вялила мясо домашних животных, заказав охотникам для пышности стола еще и турьего мяса из глубины гор, где туры спускаются с поднебесья пить целебные нарзаны.
Она печалилась из-за мужского запрета подавать в этот день дичь, потому что ее куры обещали быть к столу ароматными, что зависит не только от корма, но и умения мужчины выпустить кровь из надреза на шее – ни больше ни меньше, чем подсказывает опыт, чтобы на подносе появилась нежная, с желтизной подкожного жира, благоухающая как амбра, домашняя курица.
Женские хлопоты не исчерпывали смысл затеянного. Душа Мелиссы, полная величия, не согласилась с тем, чтобы, облюбовав какого-нибудь мужчину, хорош он или плох, заманить его в дом, угождая ему всячески и привязывая к уюту. А одного-единственного в своей жизни не встретила…
И Мелисса передала свою просьбу собранию старейшин на Ныхасе, выспрашивая их высочайшего разрешения на чествование Святого Георгия в этот год в ее доме, чем повергла стариков в крайнее изумление.
Мелисса же уповала на их мудрость, и они не опорочили себя перед молодой женщиной, ибо признавали право женщины на безрассудство. И безрассудство женщины прекрасно, если оглянуться назад, в свою собственную молодость…
Словом, они сказали:
– А почему бы и нет?! – После чего о месте застолья были оповещены все мужчины ущелья.
Пришли все – от седых мужей, отлюбивших свое, до юношей, готовых к любви. За длинный стол дружно сели самые разные возрасты, характеры, темпераменты, фамилии. Мелисса принимала у себя во дворе целый народ мужчин, еще пока чуждый и непонятный.
Они пришли принять то, что она
Вот пришли они и сели каким-то своим порядком, по старшинству и достоинству. Она молча наблюдала за их торжественным расселением, как в палате общин. За спинами старших встали младшие, готовые служить им, чтобы они не испытывали никаких неудобств: не остывала еда, не пустели бокалы.
Пожалуй, не лучший момент наблюдать за ними, еда не самое красивое занятие мужчин, но держатся они с достоинством за столом, ничего не скажешь.
Хозяйничали мужчины сами, ей не должно было вмешиваться, и она могла предаваться своим мыслям. Медленно продвигаясь невдалеке от одного конца бесконечно длинного стола, составленного из досок, к другому, она украдкой всматривалась в лица, изучая их.
Смотрела на них с интересом, как будто видела впервые, будто попала на планету, населенную только мужчинами. Кто были они все, зачем созвала она их в свой дом, устроив для этого пиршество, зачем забила в колокола своего одиночества?!
На это мог, наверное, ответить Святой Георгий, но его-то не было видно здесь. Мелисса окинула внимательным взглядом весь двор, заполненный до отказа, как будто мужчины из ее жизни, все, кого она могла встретить за свои тридцать пять лет, собрались здесь, чтобы она могла выбрать одного их них.
Возможно, так оно и было. Вот седой, породистый, как горный тур, он мог поразить ее воображение, когда ей было пятнадцать лет, тогда он было молод и очень красив, она помнила его. Он и сейчас красив. И даже сейчас они могли быть парой. Вдруг он представился ей в роли мужа – что бы он хотел съесть за ужином?
Любой из них, кто сейчас с аппетитом поглощал еду за праздничным столом, с таким же аппетитом мог съедать ужин, приготовленный красивой Мелиссой, – эдакая статуя у плиты готовит вкусную еду, смотреть одно удовольствие, где только глаза у всех мужчин?!
Но они едят и пьют, в последовательности произнося тосты, которых всего девяносто восемь – тост за Святого Георгия в этот день их главный тост. О женщинах они не вспоминают.
Потом они приблизились к тосту за изобилие стола, чтобы оно никогда не иссякало, вовеки вечное изобилие. Последним был тост за порог этого дома, чтобы чаще переступали его гости. И чтобы в этом пожелании не прозвучало непристойности, касающейся дома одинокой женщины, они тут же, в тосте, предостерегли, чтобы никакой гость не оскорбил этой чистой женщины.
Для Мелиссы прозвучавший тост означает возвращение кого-то одного из всех. Но кто же он? О нет, она не расставляет силков из обильной пищи, она честно и мужественно созвала всех, но, как у девочки, замирает сердце – кто же станет суженым из всех?
– Интересно, повсюду они одинаковы – мужчины? – задала бы она вопрос Святому, и у нее еще оставалась масса вопросов.
Праздник был в разгаре, его венчали застольные песни, посвященные Святому Георгию, покровителю мужчин и путников, в частности. Не его ли голос различала она в общем хоре, похожий на голос, дававший ей наставления за сараем?!