Кавказские новеллы

Уртати Аланка

Солдаты заканчивали все приготовления к приему гостей, на улице был накрыты стол с самоваром, булочками, сладостями.

За мной пришёл маленький солдат и препроводил через небольшое поле в домашнюю церковь внутри имения поэта, где в трапезной были накрыты поминальные столы.

В Мураново теперь было своё откровение, связанное с бесланскими детьми – тот крест, что светился на стеле. И продолжалось то свечение не менее сорока минут, как утверждали наблюдавшие.

Уходя, я увидела в новом парке белого гипсового ангела, одиноко сидевшего

на черной кованой скамейке. Он сидел в задумчивости, сложив свои маленькие крылья и подперев голову руками.

Я отсняла его камерой мобильного телефона, чтобы он был со мной.

Сон Ирины

И снова вокруг воздушные шары, исключительно белые, по всему небу – по количеству ушедших в теракте, в первую годовщину в Беслане, когда, стоя во дворе первой школы рядом с одной из матерей, Ириной, я узнала о судьбе её сына Давида.

Свой сон она увидела еще до своего замужества: в ослепительных лучах солнца столь же ослепительный образ женщины – всё сверкало и переливалось так, что не давало увидеть её лицо. Женщина божественного сияния плавно прошла мимо и ушла вдаль.

А за нею летело множество белых голубей…

Тогда Ирина рассказала о сне будущей свекрови, и та послала её поставить в храме свечи, был день великомученицы Варвары. Вскоре девушка приняла крещение.

Ещё прежде все гадалки, к которым так любят обращаться у нас, предсказывали ей одно и то же – троих детей, двоих сыновей и дочь.

Но третьим у Ирины снова родился мальчик. И все обратили внимание на то, что он был абсолютной копией старшего брата – два человека разного возраста абсолютно одной и той же внешности… Это и был младший сын Давид, попавший в спортзал во время теракта.

Отец мальчика за два месяца до трагедии тоже увидел во сне, что в его автомобиле почему-то сидит сосед, который говорит ему, что умер его младший сын.

Он даже во сне не поверил!

К новому 2004 учебному году Ирина перевела из первой школы двоих сыновей в школу № 2. Давида она хотела перевести в школу № 4, но не успела.

Первого сентября семья разделилась – мама повела старших мальчиков в их новую школу, а папа повёз на автомобиле Давида в первую школу. Во дворе отец и сын попали в праздничную сутолоку и сразу потеряли друг друга, потому что мальчик побежал в другую часть двора к своей учительнице за какой-то фотографией.

В поисках сына Владимир дошёл до дверей спортзала, когда совершенно неожиданно к его груди был приставлен автомат, и террорист в маске приказал войти внутрь, куда уже были загнаны все заложники.

Таким образом, он оказался у самой двери, сел и стал искать глазами сына. Не найдя, с облегчением подумал, что его мальчик сюда не попал.

Бандиты тем временем устанавливали растяжки, дверь открылась, террорист приказал Владимиру закрыть её, пообещав застрелить, если он вздумает бежать.

Владимир закрыл дверь и сел, но дверь снова открылась. Террористы были заняты, и Владимир решительно бросился

на улицу. В него стреляли из спортзала и сверху, где были снайперы боевиков.

Поразительно, но пули в него не попали, выбежав со двора школы, он сел в автомобиль и понёсся домой.

Дома Владимир понял, что сын остался в школе!

Ирина, пытаясь восстановить всё, что происходило с сыном в те три дня, расспрашивала всех, и узнала, что Давид, оставшись один, пробрался к своему однокласснику Вове, тому самому, который спас меня во сне – в эпицентр будущего взрыва.

Мальчики до конца были вместе, вместе и погибли.

Лида, узнав Давида по фотографии, вспомнила, как часто он задавал свой единственный вопрос: «Нас убьют?», и она каждый раз отвечала: «Нет, детей не тронут. Всё будет хорошо!»

В ту годовщину на кладбище над нашими головами взмыло множество белых голубей… Ирина сказала мне, что признаёт в увиденном сне вещий знак случившегося.

Но её сознание никак не могло примириться с проявленной жестокостью к её мальчику, рождение которого внесло путаницу в предсказания, и он не имел собственных черт во внешности, абсолютно точно повторяя другого человека.

С этим мальчиком, пришедшим, как оказалось, ненадолго, она прошла свой путь материнства и теперь страдала, как страдает любящая мать, потеряв своего ребёнка.

Еще через год, по приглашению израильских властей, около сорока бесланских матерей отправились в Иерусалим. Там они горячо молились о душах погибших детей.

Многие снова просили у Бога детей. Среди них была сорокапятилетняя женщина, потерявшая единственную тринадцатилетнюю дочь. Кроме той единственной беременности, в которой она выносила свою девочку, другой у неё никогда не было. Она тоже молилась о новорождённом.

Возвращение?

Эльберт сделал уже несколько ходок в спортзал, где всё было покрыто пеплом, и не было понятно, кто жив, кто мёртв, пока не прикоснёшься, не тронешь то, что может ожить в твоих руках, а может распасться на куски. И надо спешить, разгрести, бережно изъять, быть может, удастся спасти. В зале ещё что-то взрывалось, он выносил и выносил тела ещё живых.

Кто-то заметил, что силы ему изменяют и предложил больше не ходить, но он ещё не нашёл своих – Марину и сына.

Наконец, он увидел их. Они лежали, как изваянные из серого пепла, он взял сына на руки, ничего не обнаружив, кроме тонкой струйки крови на виске мальчика.

Малыш был жив, он прижал его к груди и побежал. Но мальчик умер у него на бегу! Он понял, если не пойдёт за Мариной, то сейчас умрёт здесь же, вслед за сыном.

– Помоги мне, – сказал он жене, – ты не встанешь? – попросил он, но она снова впала в кому.

Пока он нёс ее, безжизненную, страдал, что может потерять и её. Марина с сыном лежали прямо под баскетбольным кольцом, вблизи от взрыва, у неё было множество ранений, рука висела как оторванная, с перебитым нервом.