Кай
Шрифт:
Аерин хватается за ручку и распахивает дверь. Как только мы оказываемся в укрытии, яростный порыв ветра тут же с шумом захлопывает ее за нами.
В паре шагов от нас коридор перетекает в кухню, где общаются между собой два парня чуть старше меня и Аерина. Один из них взобрался на стол и, что-то рассказывая, машет другому руками. Второй, со знакомыми мне уже искорками в глазах, показывает язык первому. Тучная женщина, чьи каштановые волосы с седыми прядями заплетены в толстую косу, замахивается полотенцем на одного из них, говоря при этом: «Живо, слезь со стола, amad'an [1] ». Тот со смехом вскакивает на ноги, успевая уклониться, и получает
1
Глупый человек (пер. с ирл.).
– Бабушка, я дома. И я с другом, – не слишком уверенно подает голос Аерин.
Женщина разворачивается и замирает. Ее грозный взгляд сначала рассматривает внука, а потом задерживается на мне.
– Живо в ванную! – громко приказывает она. – Одежду на полотенцесушитель, – продолжает командовать.
– Ты смотри, – говорит один из близнецов, залезая обратно на стол.
Словно почувствовав это, женщина тут же разворачивается и повторно замахивается полотенцем.
Аерин тем временем взлетает по лестнице на второй этаж и, поторапливая меня, машет рукой. Ощущая на своей спине рассерженный взгляд женщины, перепрыгиваю через ступеньки и добираюсь до Аерина. Он быстро пробегает часть коридора, останавливаясь в самом конце. Распахивает дверь своей комнаты, ныряет внутрь, хватает с кровати уже готовый комплект одежды и выбегает обратно, протягивая его мне со словами: «Ванная в другом конце, вторая дверь слева. Полотенце для гостей желтое. Оно чистое». Говорит сбивчиво, указывая направление пальцем: «Поторопись». Видимо, тоже не хочет злить бабушку.
Оказываясь в ванной, закрываю дверь на хлипкую защелку. Стаскиваю со своего худого бледного тела всю мокрую одежду и аккуратно, следуя указаниям главного в этой семье, развешиваю на полотенцесушитель у стены. Кеды ставлю под ним же. Ступаю босыми ногами по полу, устланному синим кафелем до душевой кабины, залезаю внутрь. Бережно поворачиваю вентиль сначала с холодной водой, а потом с горячей, регулируя нужную температуру. Тру предплечья руками, старательно пытаясь избавиться от остатков холода, казалось, въевшихся в самую душу.
Закончив с ванными процедурами, натягиваю белую футболку и серые шорты до колена. Оглядываюсь и нахожу зеленые резиновые тапочки слева от душа. Думаю, Аерин не будет против, если я их на время позаимствую. Сейчас они меня устраивают больше, чем собственные сырые кеды.
Над раковиной, на белом кафеле, висит запотевшее зеркало. Я подхожу к нему ближе и рукой протираю часть гладкой поверхности. Вглядываюсь в острые скулы, прямой нос, высокий лоб, в тонкие губы. На нижней, у самого левого края, вертикальный шрам. Замечаю, что мои черные волосы слегка отросли за лето. Убираю мокрые пряди с лица и всматриваюсь в синие, как озеро, глаза. Хмурюсь.
Отвлекает меня от своего отражения слабый стук в дверь. Открываю ее и смотрю на рыжеволосого, ниже меня на голову, продрогшего Аерина.
Пока он в ванной, жду его в комнате. Она, конечно, небольшая, но из-за малого количества мебели кажется довольно просторной. Старый шкаф до потолка с отломанной дверцей, поцарапанный стол, которому, по всей видимости, уже перевалило за десятку, стул из темного дерева, узкая кровать, полки, забитые книгами до отказа, гитара в углу. Свет с улицы, проникая сквозь широкое окно, освещает часть стола вместе с раскинутыми на нем листками альбомного формата, на которых корявой рукой старательно нарисован уже знакомый
За этим занятием меня застает Аерин. Он садится рядом. Слишком близко. Я отодвигаюсь, прекрасно помня об особенностях его памяти.
– Зря ты меня сюда привел, – равнодушно говорю, как только стихают струны.
– Почему?
– Твоя бабушка не очень мне рада.
– Наоборот, – яро возражает Аерин, вскакивая на ноги. – Просто она беспокоится. Мы ведь промокли и можем заболеть.
Это кажется странным. Я поднимаю на него глаза и удивленно молчу. Не знаю, что ответить. Мысль о том, что кто-то беспокоится за меня, кажется непривычной и дикой. Хочется встать, выйти. Уйти за пределы этого дома и больше не возвращаться.
– Это твой рисунок? – Вместо этого киваю головой на стол.
– Мой, – тихо признается Аерин.
Ну, конечно. Кто же еще так сильно одержим сказкой про Снежную королеву?
– Понятно. – Ставлю гитару обратно в угол.
– Я не очень люблю рисовать, потому что у меня не получается, но я выбрал дополнительным предметом изобразительное искусство из-за бабушки. Она мечтала, чтобы в нашей семье хоть кто-то… – Он замолкает.
Пожимаю плечами.
– А что бы ты хотел нарисовать? – с жаром задает вопрос Аерин и тут же краснеет.
Равнодушно смотрю на то, как он, глядя в пол, от волнения сжимает и разжимает кулаки. Не знаю, откуда у меня появляется это глупое желание смутить его еще сильнее.
– Тебя, – произношу ровным голосом. – Я бы нарисовал тебя.
«А потом повесил бы картинку с другой стороны двери своей комнаты и подписал: «Не входить». Но уверен, что и это бы не спасло меня от твоего вечного присутствия». Я не говорю ему об этом, держу в голове.
Аерин резко поднимает голову, смотрит на меня счастливыми глазами и робко улыбается. На этот раз уже я отвожу взгляд. Боюсь заразиться от него какой-то странной глупостью, которой он, по всей видимости, болеет очень давно. Мне и своей гаптофобии хватает.
Воображение подсовывает картинку, где я со счастливой улыбкой бегу обниматься к незнакомым людям, а потом с воплем отскакиваю от них и затем, через секунду, забывая о том, что прикосновения – это боль, допускаю ту же самую ошибку. И так пока сердце не разорвется. От счастья или от невыносимых ожогов.
– Мальчики, кушать, – доносится с первого этажа громкий голос бабушки.
Мы спускаемся. На кухне тепло. Огонь, пожирая поленья, весело потрескивает в камине. На столе две дымящиеся миски, до краев наполненные мясным бульоном с картошкой. Я принюхиваюсь. Желудок издает странный звук, больше похожий на голодную песнь кита. К счастью, никто не обращает на это внимания. Бабушка садится вместе с нами за стол, подпирая подбородок левой рукой, и смотрит на то, как мы с Аерином сметаем содержимое мисок. Я давно уже не ел нормальной домашней еды, поэтому стараюсь насладиться каждой ложкой, но все равно большую часть просто проглатываю не разжевывая.
– Привет. Я Руэри, – говорит один из близнецов, когда я доедаю остатки.
– А я Эбер, – подхватывает второй.
Внешне они очень похожи, если бы не одно но. У Руэри на правой щеке три родимых пятна образуют между собой треугольник.
– Ты ведь Кай, да?
– Мальчик из сказки?
– Друг Аерина?
Они задают вопросы, перебивая друг друга. Я даже не успеваю на них отвечать. Но, как оказывается, им это и не нужно.
– Ну наконец-то, – со счастливым видом выдыхает Руэри, откидываясь на спинку стула.