Кай
Шрифт:
– А ты? – обращается ко мне бабушка.
– Я тоже пойду. – Просить дважды не нужно.
– Я не об этом, – отмахивается от моих слов. – Я спрашиваю, не хочешь ли ты остаться у нас на ночь? Сейчас уже поздно.
Смотрю на настенные часы. Время перевалило за девять.
– Да ничего, дойду, – пожимаю плечами.
Я живу с тетей в одном доме. Точнее, не уверен даже, что она приходится мне тетей. Когда мы с ней познакомились, мне было четыре года. Кто-то, кого я не смог запомнить, привел меня на порог ее дома и сказал, что теперь я буду жить здесь. В общем, у
– Оставайся, – подает голос Аерин, вскакивая на ноги. – Мы можем лечь на полу и разговаривать всю ночь.
Теперь уже точно пора бежать. Я не выдержу его болтовни. К тому же, если мы будем спать вдвоем, во сне он случайно может меня задеть. А провести всю ночь, вздрагивая от каждого шороха – не самая лучшая идея.
– Оставайся, – ласково повторяет бабушка Аерина.
Не могу сопротивляться. Понимаю, что проиграл, и сдаюсь.
– Постелешь мне на полу, а сам ляжешь на кровать, – говорю Аерину.
Он поднимает большой палец, показывая, что понял, и уносится в свою комнату готовить место для сна.
Я благодарю бабушку за ужин и направляюсь следом за Аерином.
– Зови меня Марией! – кричит бабуля мне вслед.
Я замираю с занесенной ногой над первой ступенькой лестницы.
– У меня еще вся жизнь впереди, – смеется.
«Хорошо», – думаю про себя и, стараясь как можно меньше удивляться такому необычному семейству, продолжаю подъем на второй этаж.
– Ты спишь? – задает мне вопрос Аерин, когда мы лежим каждый на своем месте в его комнате.
Я делаю глубокий вдох и долгий выдох, имитируя крепкий сон.
– Если хочешь, то можешь взять гитару себе.
Прислушиваюсь.
– Ну, знаешь, из нас четверых никто на ней не играет, и она просто пылится. Так что если хочешь, то забирай насовсем.
– Спокойной ночи, – говорю, переворачиваясь на другой бок, чтобы не видеть Аерина. – Спасибо, – добавляю совсем тихо.
– Пожалуйста, – он отвечает слишком громко, словно хочет перебудить весь дом.
Вздрагиваю от его выкрика и сердито закрываю глаза, стараясь не думать о том, какое сейчас у Аерина выражение лица, но уже слишком поздно.
Я просыпаюсь первым. Некоторое время еще лежу на матрасе, прислушиваясь к ровному дыханию Аерина, а затем, выпутываясь из одеяла, встаю на ноги. Стараясь не шуметь, вытаскиваю гитару из угла. Случайно задеваю одну из струн, и она тут же отзывается мелодией. Замираю на месте, чувствуя, как за спиной, на кровати, зашевелился Аерин. Медленно, даже не дыша, поворачиваюсь и смотрю в его сторону. Он просто перевернулся на другой бок, продолжая все так же спать. Выдыхаю.
На цыпочках выхожу из комнаты и иду в ванную. Гитару прислоняю к стене в коридоре. Наскоро ополаскиваюсь, а затем переодеваюсь в свою высохшую за ночь одежду. Кеды, правда, все еще сырые. Спускаюсь по лестнице вместе с инструментом. На кухне пахнет яичницей и жареным беконом. За столом уже сидят сонные близнецы. Заметив меня, они вяло улыбаются.
– Шлялись
2
Бестолочи (пер. с ирл.).
– Нет, спасибо, мне уже пора.
Знаю, что тетя волноваться обо мне не будет, и тем не менее не хочу оставаться здесь дольше положенного. Боюсь, что не смогу потом, после такого теплого отношения, войти в привычное русло своей жизни.
– Точно? – спрашивает Мария, а затем замечает у меня в руках гитару. – Аерин подарил?
– Да.
Надеюсь, я не сделал ничего плохого.
– Руэри, – обращается к внуку.
Тот сразу вскакивает с места и выходит в коридор. Пока Мария перекладывает еду в пластиковую одноразовую коробку, а затем в пакет, Руэри возвращается обратно, неся в руке толстую книгу. Протягивает мне. На синей обложке белыми буквами написано: «Самоучитель для игры на гитаре».
– Бери, – говорит Мария, передавая мне пакет с завтраком. – Мой муж играл на гитаре. Их дед, – кивает в сторону близнецов. – У них такого таланта нет, а мне не хочется, чтобы инструмент сгнил. Аерина будить не будешь?
– Не стоит. Пусть спит.
С благодарностью забираю угощение и очередной подарок. Прощаясь с семьей Аерина, выхожу на улицу и бреду по направлению к своему временному – до совершеннолетия – дому. Накрапывает мелкий дождь. Резиновая подошва кед не спасает от холода земли, порывы ветра становятся сильнее. Накидываю на голову капюшон толстовки и поднимаю глаза к тучам. Будет ли сегодня еще одна буря?
С такими мыслями дохожу до своего дома. Он небольшой и по виду больше напоминает старую коробку, нежели жилое помещение.
Минуя заросший двор, где стоит ржавый пикап без двух колес и мотора, добираюсь до лестницы со сгнившими ступеньками. Перешагивая через дыру в одной из них, поднимаюсь к покосившейся двери. Чтобы ее открыть или закрыть, приходится прикладывать усилия. Захожу внутрь дома. Как всегда, пахнет спертым воздухом. Направляюсь в свою комнату, отшвыривая носком кед попадающиеся на пути выпотрошенные письма, пустые банки из-под газировки, чеки об оплате продуктов. Сколько ни убирайся, все вернется в прежнее состояние.
Прислоняюсь спиной к двери своей комнаты и сползаю по ней. Опускаю гитару на колени. Моя комната не такая, как у Аерина. Она пустая, холодная, безжизненная. Здесь нет кровати. Вместо нее матрас, застеленный простыней. Поверх брошено одеяло с подушками. Учебники аккуратной стопочкой сложены на полу. В комоде, таком же старом, как стол Аерина, лежит вся немногая моя одежда.
Через окно, на котором глубокая трещина, чем-то напоминающая мой шрам, смотрю в небо. «Дом, милый дом» – произношу тихо, почти беззвучно, и закрываю глаза, вдыхая знакомый запах старого помещения.