Кайсе
Шрифт:
Нанги застыл, слыша, как кровь течет по его венам.
— Это происходит и в настоящее время?
Кен печально склонил голову.
— Не предаю ли я ее, рассказывая вам все это?
— Скорее, вы спасаете ее. Можете вы назвать какие-либо имена?
Темно-коричневые глаза Кена уставились на лицо Нанги.
— Она упоминала одного мужчину. Что-то вроде Масамото...
— Масамото Гоэи? — уточнил Нанги. Его сердце почти перестало биться.
Кен щелкнул пальцами.
— Да, так его имя. Вы знаете
Гоэи были директором группы, работавшей по контракту для компании проекта «Ти» над клоном с нейронной сетью. Как специалист-теоретик он должен был бы уже полностью проанализировать этот клон. А Нанги все еще ожидал от него окончательного доклада. Теперь стала очевидной причина, по которой Гоэи откладывал это со дня на день.
У Нанги заболели глаза. Он чувствовал, что приближается приступ страшной головной боли. Громадным усилием он взял себя в руки.
— Скажите, Кен, ваша мать знает что-либо о... знакомых Сэйко?
Кен иронически улыбнулся.
— Вы знаете мать. Она принимает лишь то, что хочет принять. А что касается остального... — Он передернул плечами. — Это для нее не существует вовсе.
Нанги кивнул. Да, эта характеристика полностью отвечает характеру Кисоко.
— Мне лучше спуститься в библиотеку. Думаю, что она удивляется, куда я пропал.
Он посмотрел на Кена с жалостью, несмотря на свое решение глубоко захоронить в себе это чувство.
— Спасибо за информацию, — сказал он ему. — Я сделаю все, что смогу, чтобы помочь Сэйко.
Кен кивнул, не проронив ни слова. Он смотрел на катана, который лежал поперек его ног. Возможно, он уже забыл, что Нанги все еще был здесь.
Нанги покинул его погруженным в мечты среди массы бесполезного оружия.
Вернувшись в библиотеку, Кисоко ждала его покорно, как жена.
— Кен уважает тебя. Он редко допускает кого-либо посмотреть его додзе. Это его личная комната. Даже я очень редко бываю там.
— Мне жаль его.
— О! — Она быстро отвернулась от него, стала переставлять чашки с уже холодным чаем. — Он хорошо адаптировался к своей неполноценности. Ты лучше всех можешь оценить его мужество.
— Да. — Он немного помолчал, но у нее, видимо, не было сил продолжать. Ему внезапно стало жаль ее. Как и Сэйко, ее сбили с пути, требуя стать тем, чем она не могла быть. Она, вероятно, хотела бы иметь физически полноценного ребенка, даже если бы он был эмоционально ущербен. В сердце человека всегда живет надежда на перемену к лучшему.
Кисоко стояла очень близко к нему и шептала:
— Я скучала по тебе. Мое сердце хочет... — Она посмотрела в сторону, потом продолжила. — Но я не должна снова унижаться. Достаточно прошлых страданий.
— Кисоко...
Она подняла руку, как бы отталкивая его, но, когда его пальцы обхватили ее плечи, он почувствовал, как она приникла к нему, не давая ему возможности
Но бывали моменты, как, например, сейчас, когда он глубоко сожалел, что избрал себе такой путь в жизни.
— Если я причинил тебе боль, то, поверь мне, я причинил боль и самому себе.
Она тихо плакала, слезы медленно стекала с уголков се глаз.
— Почему я должна оплакивать тебя? — прошептала она. Она замотала головой. — Нет не тебя и не себя, а любовь. Только любовь.
Однажды в юности ей нанесли серьезную травму. Это он знал по отрывкам их разговоров после того, как они занимались любовью, по некоторым интимным ситуациям. У него не было сомнения, что эта травма навсегда оставила в ней глубокую рану.
Нанги подумал, что она ведет себя чрезвычайно смело, пытаясь снова пробудить любовь, после того как уже один раз они потерпели фиаско и с тех пор прошло так много лет. То, что он тогда нанес ей удар в самое уязвимое место, было непростительно. Но он слишком любил ее, чтобы не сказать правду сразу, когда понял ее. Стремясь уменьшить боль, которую он ей причинял, он стал с ней холоден, что лишь усилило ее несчастье. В то время он считал, что быстрый разрыв является самым лучшим выходом. Только позднее Нанги стал сожалеть о своем решении, когда она перестала с ним разговаривать, а на людях отворачивалась в сторону.
— Ах, Кисоко, как я люблю тебя, — сказал он, прижимаясь щекой к ее щеке. — Но как быстро эта любовь превратится в горечь и чувство обиды, если мы поженимся. Я не могу допустить, чтобы решения принимались за меня кем-либо еще.
Она подняла руку и стала пальцами ласкать его затылок.
— Как одиноко, должно быть, тебе в жизни. — Прижавшись еще теснее, она добавила: — Нам обоим.
— Если бы я уступил тебе, даже то, что у нас когда-то было, было бы разрушено. Сейчас, по крайней мере, у нас остались воспоминания.
Она закрыла глаза.
— Я хотела услышать это от тебя много лет тому назад.
— Да. — Это было все, что он смог сказать. Она опустила руки, оттолкнулась от него, как бы желая показать, что может стоять самостоятельно. Она вытерла слезы пальцами.
— Не странно ли, каким слепым делается человек, когда плачет.
Кисоко молча провела его обратно в прихожую вишневого дерева. Его беспокоила сохраняющаяся напряженность между ними. Захваченный эмоциональным вихрем, он раздумывал, находится ли он в безопасности в защищенной гавани или же его поглотит белая вода.