Кайтусь-чародей

Корчак Януш

А Кайтусь думает:

«Значит, это не сон и не волшебство? Выходит, обыкновенные люди, если только заплатят, могут ездить в таких поездах, плавать на таких пароходах с такой роскошью и развлечениями? Богатый может всё. Почему же тогда бабушка и отец говорили, что не в деньгах счастье?»

Поздним вечером Кайтусь и доктор вернулись в каюту.

— С завтрашнего дня, дорогой мой, ты принадлежишь мне. Утром первым делом зарядка, потом купание. На завтрак молоко, булочка, фрукты.

— Какие?

— Ещё

не знаю. Посоветуюсь с шеф-поваром и справлюсь в медицинских книгах. Кажется, на корабле очень полезно есть виноград.

— А после завтрака?

— Прогулка по палубе. Потом занятия музыкой. Три партии в шашки или сеанс в кино. Десять минут гимнастики или плавания. Обед. Тихий час. Всё по распорядку.

— Выходит, я попал в рабство?

— Да. Все мы рабы своих обязанностей. И чем больше человек стоит, тем строже за ним следят. А у тебя, милый друг, большой талант. Ты нужен людям. Поэтому не принадлежишь себе. За тобою нужно особенно следить.

Странно это как-то звучит. Кайтусь глянул доктору в глаза. Вздохнул. Словно бы предчувствуя.

И пошло:

— Это вредно, нельзя.

— Нельзя — опасно.

— Нельзя — рано, поздно, дождь; нельзя — слишком жарко.

Каждый день одно и то же.

— Да поймите вы, мне скучно!

— Ничего не поделаешь. Вчера весы показали, что ты похудел на сто граммов.

— Хочу залезть на мачту, на марсовую площадку.

— Нельзя, там ветер.

— Хочу в машинное отделение.

— Нет. Вспомни: в прошлый раз ты там простудился. У тебя на две десятых градуса поднялась температура.

— Хочу поиграть с боями в футбол.

— Ты же знаешь, преподаватель гимнастики против.

— Тогда в пятнашки.

— Нет. Можешь от них заразиться. Они спят в общем кубрике, а у одного из них ангина.

Трижды пытался Кайтусь отомстить, выкинуть номер.

Вот сейчас он прыгнет с палубы в море. Будет плавать не в тесном бассейне, а как дельфин, в открытом океане.

«Хочу, желаю, повелеваю. Прыгнуть, нырнуть глубоко-глубоко, до самого дна».

Повторяет Кайтусь желание. Никакого результата. Утратил он свою силу и власть. Почему?

За время плавания Кайтусь вырос на шесть сантиметров и прибавил шестьсот граммов. Доктор доволен, а Кайтусь злится.

— Вот видишь, ты не кашляешь, голова и спина не болят. На щеках румянец. Температура…

— Плевал я на температуру и на румянец. Даже в школе было лучше: там хоть есть перемены и двор. Я мог делать, что хочу. Не нравится мне этот ваш Голливуд.

Кайтусь чуть было не сказал, что предпочитает Варшаву, но вовремя прикусил язык.

Что ему из того, что живёт он в настоящем дворце среди сада? «Самый комфортабельный и самый

дорогой», — телеграфировал директор цирка. Такой и арендовали.

«Нельзя, запрещается, не стоит».

На пароходе его мучил доктор, а тут прибавились секретарь и кинорежиссёр.

Репетиции, репетиции, репетиции.

— Ещё раз. Сто десятый эпизод.

— Зачем? У меня уже получается.

— У тебя получается, а другие пока плохо играют.

— А какое мне дело до других?

Иногда Кайтусь назло играет плохо. Надоело ему, что его мучают, переодевают, как куклу.

Он играет сироту. Фильм будет называться «сын гарнизона». А может, «Тайна маленького Джека». Кайтусь — лазутчик, пробивается сквозь ограждение из колючей проволоки.

Ну, хватит, давайте уже снимать…

Нет. То шапка не такая, то штаны порваны не так, мешок слишком велик, закрывает левую ногу.

И опять портной что-то примеряет, парикмахер по-другому укладывает взлохмаченные волосы.

А сейчас они спорят, где должна быть рана — на щеке или на лбу. А Кайтусь стоит как дурак, ждёт.

— Ну хватит!

— Ещё минутку.

В тридцатом эпизоде, где сирота должен был заплакать, Кайтусь вдруг показал язык и расхохотался.

— Сам виноват, дорогой мой. Нарочно испортил плёнку. Придётся снимать ещё один дубль.

Кайтусь предпочёл бы сниматься один или с детьми. Хуже нет со взрослыми кинозвёздами.

— Да всё уже хорошо, — капризничает Кайтусь.

Но актриса-кинозвезда недовольна: то она слишком высоко подняла руку, то слишком низко наклонила голову, и опять начинай всё сначала.

И вот Кайтусь опять мчится к ней, бросается в объятия и кричит:

— Мама!

А на ухо шёпотом:

— Держи башку, как надо.

Звезда разобиделась. Пришлось Кайтусю извиняться.

Наконец-то перерыв. Вот тебе на! Припёрся репортёр английской газеты, желает побеседовать с Кайтусем. Пришёл директор киностудии. Жена миллионера хочет поцеловать Кайтуся.

— Скажите ей, пусть поцелует собаку в нос.

Все смотрят на него, как на обезьяну в зверинце. Кайтусь ото всего отказывается, а секретарь в ответ:

— Ты подписал договор.

Да, правда, подписал, обязан.

— Ну, ещё раз, последний. Ты же артист, тебе же важно, чтобы получился хороший кадр, — уговаривает режиссёр.

— Никакой я не артист, и ничего мне не важно.

— Друг мой, это очень серьёзная сцепа.

— Я вам не друг. Вы мне не нравитесь, и я вас терпеть не могу.

— За что же?

— За то, что вы со мной такой добрый, такой ласковый. А почему вы толкнули старика, почему отодрали за уши и прогнали тех мальчишек, не заплатив им ни гроша?