Казахские сказки
Шрифт:
«Здесь мое опасение от смерти»,— решил он и поселился на родине.
Аул, где жил Коркут, находился на берегу реки, но он и дня не был дома, а все странствовал. Он ни на минуту не выпускал из рук кобыза 27 и настолько увлекся игрой, что забыл о смерти.
Но как-то во сне он услышал голос: «Ты умрешь тогда, когда произнесешь слово «смерть».
Прошло много времени. Коркут все странствовал и совсем не думал о смерти.
Однажды бычок Коркута убежал с привязи. Коркут отправился на поиски, в гневе говоря: «Умру, но найду».
Сказал — и пожалел. Он находился
Убедившись, что ему все равно не спастись от смерти, Коркут решил вернуться на родину.
Боясь, что на земле его застигнет смерть, он расстелил на воде чудесный ковер и стал плавать на нем по Сыр-Дарье, неустанно наигрывая на кобызе.
Коркут пел о своих думах, которые ее покидали его во время долгих путешествий. Коркута слушали птицы, останавливая свой полет, слушал ветер, прекратив свое движение; звери Сары-Арки приходили на берега Сыр-Дарьи послушать его. Даже река временами останавливала течение, чтобы послушать звуки кобыза.
Сыр-Дарья стала спасительницей мудреца. А он плавал на своем чудесном ковре и, устремив взгляд в прозрачную, как слезы, воду, все играл и играл. И смерть, слушая успокоительные кюи28 Коркута, завороженная, стояла поодаль, боясь прервать сладостную ее сердцу мелодию.
Так Коркут боролся со смертью. И когда однажды, уставший и утомленный, он задремал, преследовавшая смерть обернулась ядовитой змеей, подплыла к нему и ужалила. Коркут заболел и вскоре умер. Его похоронили на берегу Сыр-Дарьи, возле Кармакши, и рядом с ним положили кобыз.
Умер Коркут, но кюи его не умолкли: струны кобыза продолжали звучать. И кто проходил мимо могилы, мог услышать их печальный звон. И в этом звоне, в шорохе травы, в налетевшем ветерке было слышно лишь одно слово: «Коркут», «Коркут».
Все, кто слышал игру Коркута, сделали такие же кобызы и стали играть его песни.
ОТВЕТ КЮЙШИ
А
одном ауле жили два друга. Когда один из них решил жениться, другой тоже подыскал себе невесту. Женились друзья в один день на веселых красивых девушках.
Прошло несколько месяцев. Встретились женщины у колодца и заспорили, кого из них муж больше любит. Одна говорит:
— Меня больше любит мой муж. Видишь, скоро сына ему рожу,— и она показала на свой живот.
Другая посмотрела на нее с насмешкой.
— Может быть, первый месяц и любил тебя муж,— сказала она.— А за что будет любить теперь, когда ты стала некрасивой? Вот я так всегда нравлюсь своему мужу. Походка моя осталась прежней, а талия тонкой, как у девушки.
— Это неважно,— отвечала первая.— Мой муж очень любит меня. Я ему не только жена, но и мать его будущего ребенка. Он вдвойне любит и бережет меня.
Спорили, спорили женщины, а переспорить друг друга не могли.
В это время мимо
Женщины обратились к нему:
— Рассуди нас, добрый кюйши. Скажи, кто ив нас прав?
И раоскавали старику о своем споре.
Посмотрел на них кюйши, улыбнулся, сел и заиграл на домбре. Нежно зазвучали послушные струны. Прислу-гнались женщины к музыке и словно увидели перед собой
картину.
Идет по дороге молодая девушка. Резвы ее ноги. Тонок, как камыш, стан. Высока упругая грудь. Весело девушке, прыгает она, словно козленок, рвет цветы, бегает за кузнечиками и бабочками, увертывается от рук веселых жигитов. Вот окружили они ее и хотят поймать. Но ловка и проворна девушка. Быстрой лисичкой ускользает она от жигитов. И снова она идет по дороге—гибкая и сильная. Высокие травы наклоняются к ее ногам, чтобы остановить красавицу, опутать ее смуглые ноги...
Снова ударил старый гаойши по струнам, и еще нежнее зазвучали они. И увидели молодухи другую картину.
Идет по дороге женщина. Тихо ступают ее ноги. Осторожно она несет полный драгоценный живот. Нежной материнской любовью светятся ее глаза. Веселые жигиты расступились по сторонам и молча сняли шапки. Один поднес женщине букет цветов, другой предложил румяное яблоко, третий заботливо спрооил:
— Может быть, проводить тебя?
Женщина посмотрела на них и улыбнулась. Много счастья было в этой улыбке. Осторожно ступая, она шла своей дорогой. Густая трава раздвинулась, чтобы не помешать пройти матери. Стадо овец, бежавшее навстречу, остановилось и освободило ей путь.
Шла женщина — гордая, счастливая, неся под сердцем самое драгоценное на свете — будущего человека...
Домбра умолкла.
—- Вот мой ответ на ваш спор! —сказал кюйши.
Старик снял малахай и, поклонившись куда-то в сторону, как бы идущей матери, продолжал свой путь.
Женщины больше не спорили. Они разошлись по домам. Одна — счастливая и довольная, другая — грустная, с низко опущенной головой
ХАН И АКЫН
то было во времена кокандского ханства. Л Бий-мурза со своими сорока визирями ездил
Са^иЛ|Д1 по аулам казахских степей и обирал народ.
Некому было жаловаться на тяжкие побо-** ' ры. Хан был силен и жесток. Бий-мурза появлялся, как смерч, над аулом. И за каждую девушку старше тринадцати лет брал лошадь и один халат. А самую красивую увозил на ночь в свою юрту. Сорок аяров защищали бия-мурзу от ярости народа. Плакала степь широкая, жемчужины слез собирались в ручьи, и вода с шумом бежала в море-океан. Откочевывали казахи на жайляу, в горы, но бий-мурза находил их везде. И снова в страхе дрожали девушки, и снова жигиты были полны злобы, но беспомощны.