Казак Дикун

Павлов Алексей Михайлович

Через каких-то 20–25 дней после прихода из Ейского укрепления атаман Чепега успел растолкать по кордонной линии больше двух тысяч служилых казаков. Федор знал многих из них. Теперь они на сотни верст залегли по постам и пикетам, соблюдая меры предосторожности, ставят дозорные вышки, лепят землянки, кое — где завозят небольшие пушчонки и нацеливают их в сторону Закубанья, откуда в любой час неизвестно что может последовать.

Так и отрапортовал 14 июня 1793 года кошевой атаман начальству Таврической области в Симферополе:

«Для содержания по реке Кубани от Усть — Лабинской линии до Черного моря от

набегов закубанских народов пограничной стражи кордонного войска, черноморская конная команда в двух тысячах при двух полковниках Кузьме Белом и Захарии Малом расставлена».

Из-за спешки с неотложными делами войсковому правительству, действовавшему пока еще не в полном составе, не оставалось времени на межевание земель между куренями и отдельными владельцами. В этот неконтролируемый зазор вклинился дух былой независимой вольницы. Старшины и семейные казаки растеклись по степному раздолью и в меру своих ухватистых способностей стали занимать земли вблизи речек, лиманов, нимало не стремясь прижиматься к берегу Кубани и ее кордонам. Сюда, на хутора, потянулись обозы с лесом, хворостом, камышом, речным песком.

В один из июльских жарких дней, когда строители кан- цр \ярии в полдневный зной укрылись за готовой стеной здания, к ним из своего походного шатра монументальной походкой пришагал кошевой атаман поинтересоваться, скоро ли они обеспечат входины в новое помещение, весьма важное для войска.

— А то мои писарчуки, — объяснил он мастеровитым черноморцам, — таскают свои чернильные приборы при себе, поиспачкались, как черти, присесть им негде.

И, подкручивая сивый ус, с едва заметной усмешкой добавил:

— Когда же приедет войсковой писарь Тимофей Тимофеевич Котляревский, — он без канцелярии и дня прожить не сможет. Так что, казаки, поторапливайтесь.

Шатер, как жилая обитель, хорош на походе. А тут атаману было скучновато, он в нем не засиживался. Либо выезжал с гайдуками на кордонную линию, либо совершал обходы строящихся объектов в крепости. И на этот раз Захарий Алексеевич старался подольше задержаться на людях. Уловив его настроение, кто-то из васюринцев вытер рукавом низкую подмость и подал, как сиденье, Чепеге:

— Батько кошевой, поговорите с нами про войсковые новости.

Атаман принял приглашение, уселся поудобнее.

— Так что вас интересует больше всего? — спросил он.

— Да хотя бы то, как переселенцы жизнь на новом месте налаживают.

Чепега достал кисет, заправил трубку табаком и, раскурив ее, не без сарказма сказал:

— Налаживают, хай ему грец. Много чего без спроса делают.

У Федора Дикуна выдержки не хватило, своим вопросом подтолкнул атамана на откровенность:

— Что вы имеете в виду, батько кошевой?

Захарий Алексеевич пристально вперил глаза в молодого васюринца:

— Ну, Дикун, ты и нетерпеливый. Скажу. Не перебивай. Не встревай поперек слов старших.

— Виноват, учту, — стушевался Федор.

Как поделился атаман со строителями, не все казаки хотят быть под ружьем, за себя наймитов выставляют. Хозяева — застройщики без разрешения лес вырубают и возят к себе на хутора, а его для войсковых нужд не хватает. Пришлось цидулю писать на запрет самовольной порубки.

В разговоре с казаками кошевой сообщил, что из Кавказского наместничества в Ейское укрепление приезжал

депутат

Томашевский, от Екатеринославского — землемер Чуйков, от войска Донского — подполковник Газов. У них имелось предписание на пограничное межевание земель на ейском стыке. Войско же из Симферополя никаких указаний не получило.

— С дня на день, — сказал Чепега, — ждем инструкций. Нам самим хочется поскорее заняться межеванием по окраинам и внутри наших земель.

В бурное лето 1793 года из разных источников Федор Дикун получил немало других сведений об освоении таманских и кубанских просторов, драматических перипетиях из жизни переселенцев, правде и кривде в отношениях между беднейшими, зажиточными и богатыми слоями черноморского казачества. Полюса их неравенства высвечивались, как на лакмусовой бумажке. А вместе с тем общая ответственность за исполнение государственной службы, единая судьба перед лицом внешней опасно- 'сти оживляли иллюзии возрождения давних запорожских традиций. Частенько слышал Федор бодрые прогнозы:

— Создадим Черноморскую Сечь и всем казакам станет она родной матерью.

Продолжала утрясаться, но так и не прояснилась ситуация с аулом адыгейского князя Батыр — Гирея. В Карасунском Куте в его владении насчитывалось полтора десятка хат примерно с сотней обитателей. Приверженец России просился перейти в ее подданство, а атаман Черномории не мог позволить ему это сделать. И рад бы был, да османы опротестуют его действия со ссылкой на Ясский мирный договор.

Однажды Дикун стал свидетелем, как разъяснял князю обстановку Семен Гулик:

— Не только наш батько кошевой, а даже сама императрица Екатерина вторая не в состоянии единолично позволить вам выйти из-под власти Порты. А просить у нее разрешения бесполезно.

— Но как же мне тогда быть? — с горечью произнес Батыр — Г ирей.

Гулик развел руками:

— Не знаю.

— Тогда я сам отправлюсь в Санкт — Петербург и буду там ходатайствовать лично.

Дикуну было жаль искреннего и хорошего человека, которого он вместе с Никифором Чечиком случайно встре — тил в первый же день прибытия в Карасунский Кут. Двух месяцев не прошло, а от новых забот и волнений у Батыр- Гирея на лице прибавилось морщин да виски как-то сильнее засеребрились. «Вот ведь как устроено в жизни, — размышлял Дикун, — даже желаниям князей предел обозначен. А что уж говорить о нас, простых смертных».

Землянка для канцелярии вскоре заняла свое место на отведенной под крепость обширной площади, покато спускавшейся к отмелям реки Кубани. В примерно равных интервалах друг от друга разместилось несколько землянок — казарм, сооруженных куренными товариствами — Пашковским, Корсунским, Дядьковским, Медведовским и другими. Среди них Васюринская выделялась наибольшими габаритами.

С наступлением июльской, отчаянно жаркой поры, в лиманах и заливах дельты Кубани, Черного и Азовского морей ускорилось образование соляных отложений. От Чепеги на места полетело распоряжение: организовать добычу соли, создать ее запасы для войска и для обмена с горцами на недостающие товары. Тут-то и пришлось Федору Дикуну на время расстаться со своим корешем Никифором Чечиком: последнего отсылали в распоряжение соляного атамана. С отбывающей командой сиромах хотел отправиться в новые места и Дикун, но его не пустили: