Каждый день как последний
Шрифт:
Ногами вперед.
Дина, вытянув руку с фонариком, сделала шаг…
То, что перед ней женщина, было очевидным. Изящные ботинки на высоком каблуке не позволяли в этом сомневаться. Теперь Дина видела не только их, но и тело, и лицо…
Она узнала его.
Дельфия!
— Все сюда! — закричала Дина. — Наверх!
Послышались топот и крик:
— Что случилось?
— Здесь Дельфия! И она мертвая…
Скрип лестницы стал оглушительным, по ней поднимались сразу трое.
— Где ты? — услышала она голос Паши.
— Четыре шага направо. Открытая дверь.
Они
— Что с ней?
— Говорю же, мертва. — Дина успела прикоснуться к Дельфии, тело ее почти остыло.
— Вот почему я не слышал, как она покинула дом, — сказал Кен. Он не держал рук за спиной. Значит, он доверился Лиде, и она перерубила цепочку топором.
— От чего она умерла? — выглянула из-за мужских плеч Лида.
— Не знаю. — Дина внимательно осмотрела труп. — Никаких видимых повреждений. Ни ран, ни синяков, ни ссадин.
— Так просто взяла и умерла?
— С людьми ее возраста такое бывает, наверное… ей же лет семьдесят.
— Нет, ей тридцать один, — сказал Паша. — Я узнал об этом от Казиева. У нее редкое генетическое заболевание…
— Синдром Хатчинсона-Гилфорда, — пробормотала Лида. — Я смотрела документальный фильм про это отклонение.
— А я художественный. Там еще играет Робин Уильямс. «Джек», кажется.
— Такие люди обычно не доживают и до двадцать пяти. Умирают совсем юными. Уйти в тридцать один — это не так уж и плохо… Не мучаясь, опять же.
— Да, всего лишь помучив других, — хмуро проговорил Кен.
— А это что? — Лида указала на бутылочку, валяющуюся подле тела. Дина протянула к ней руку, но Паша остановил ее:
— Ничего не трогай!
Тогда она нагнулась и понюхала горлышко.
— Какой-то имбирный напиток. Но с долей алкоголя. Пахнет спиртным.
— О нем она говорила с тем человеком, что ей звонил при мне! — вспомнил Кен. — Тот что-то спросил, а она ответила: «Да выпью я твое пойло, не переживай… И еще знаю, что оно успокаивает. Да, да, прямо сейчас…»
— Пойло отравленное? — предположил Паша.
— Не стоит этого исключать.
— Сестры убрали свою «маму»?
— О чем ты? — не понял Кен.
— Она верховная жрица секты мужененавистниц, — разъяснил Паша.
— Ах вот оно как… И что за обряд они хотели провести со мной? — Кена передернуло. — Кастрации?
— Боюсь, что тебя собирались умертвить. Хотя не исключаю, что сначала тебя бы кастрировали.
Кен с ужасом уставился на Пашу.
— Эй! — раздался Лидин возглас. — Что там у Дельфии в кармане брюк светится?
— Телефон, — определила Дина. — Он на беззвучном.
— Достань аккуратно, посмотри, кто звонит, — скомандовал Паша.
Дина так и сделала.
— Дарья, — сообщила она, посмотрев на экран. — От нее двенадцать неотвеченных вызовов. И последний тоже от нее.
— Странно, что другие сестры не звонят, — протянул Паша задумчиво. — Если у них месса была назначена…
Он хотел сказать еще что-то, но тут за окном раздался вой сирены. Это приехала полиция.
Часть четвертая
Глава 1
Дина
Им здорово досталось во время допроса. Всыпали словесных плетей за самодеятельность.
— Что вы из себя тут строите? — бушевал старший оперуполномоченный Казиев, усталый и злой как черт. Он сутки не уходил со службы. И спал за это время часа три от силы на диванчике в кабинете. — Частных сыщиков? Так вот, знайте, за такую самодеятельность я вас под домашний арест посажу! Чтоб следствию не мешали, и сами целее будете!
— Но мы спасли Кена! — возмутилась Лида.
— Кого?
— Петра Козловского, — подсказал Паша.
— А почему он Кен?
— Сам представляется этим именем.
Казиев усмехнулся, но тут же вернул на лицо грозное выражение.
— Вы должны были звонить нам и ждать приезда. Кена мы бы и без вас спасли.
Потом последовал обыск дома. Дина, как эксперт, водила по нему следственную бригаду. В одной из комнат полицией были обнаружены важные улики: костюм химзащиты, противогаз, набор ножей с рукоятками в виде туловищ животных.
На этом работа полицейских не закончилась, а только началась. Следовало выяснить личности сектанток, вычислить, кто из них был в сговоре с верховной жрицей, вывести на чистую воду Дарью и Дельфию, бесспорных сообщниц сумасшедшей мужененавистницы Пустоты.
— Но вы можете выдохнуть свободно, — сказал им Казиев, перед тем как отпустить. — Для вас все закончилось. Без своей королевы-матери они не опасны.
Дина, услышав его слова, обрадовалась. Даже сомнение, явно читающееся на Пашином лице, не заставило ее помрачнеть.
Все позади! Она в это верила.
— Я опять умираю с голоду, — услышала она голос Паши.
— Я тоже, — полусонно ответила она.
— Давай заедем куда-нибудь? Хочу супа. Или пельменей с бульоном. — Он застонал. — Я только сейчас вспомнил, что не ел их чуть ли не год. — Паша обнял Дину, и ей стало очень уютно в его объятиях. — Я был вегетарианцем в детстве. Не любил мяса, и даже запах его меня раздражал. Бабушка варила похлебку картофельную, макароны с сыром подавала, гречу с грибами. А когда она умерла и я вернулся к родителям, мне пришлось учиться есть то, что и остальные члены семьи. Не хочешь котлеты, жуй пустой рис. — Он усмехнулся. — А пустой рис, скажу я тебе, хуже котлеты. И я стал есть. Только не домашнее, где было мясо. Столовское или магазинное любил, состоящее в основном из хлеба или сои. Котлеты, зразы, голубцы, пельмени, все это я уплетал с большим удовольствием. Когда женился, супруга нарадоваться не могла, какой мужик у нее нетребовательный. Так бы продолжалось до сих пор, если б меня обманом не заставили попробовать настоящие пельмени. Я ем и не пойму — что за вкус такой странный? Потом оказалось, что друг, у которого я гостил, сам их налепил из кабанятины с лосятиной (охотник он) и в фирменный пакет засунул. Это была вкусовая революция! Я начисто поменял свои пристрастия в еде. К огромному разочарованию супруги.