Каждый за себя

Маринина Александра

–  Ничего, - подумав секунду, ответила я.
– Только немножко денег, которые останутся после оплаты услуг вашего Севочки.

–  Вот именно что немножко. За такие гроши ты себе фиктивный брак не купишь, ну разве что с алкашом, вконец опустившимся, но с ним дело иметь нельзя, алкаши - народ ненадежный, потом проблем не оберешься.

Значит, тебе нужен брак не фиктивный. То есть с твоей стороны это будет чистой воды обман и корысть, а муж твой глупый будет думать, что все всерьез и по-настоящему. На это ты, Ника, никогда не пойдешь.

–  Откуда вы знаете?

–

 Да что ж я, не вижу, что ли, какая ты? Я был бы плохим опером, если бы совсем не разбирался в людях. А я был хорошим опером, можешь мне поверить.

И я верила. Я верила этому беспрестанно курящему, плохо одетому мужичку предпенсионного возраста, с обильной плешью и глубокими морщинами. Я верила этому невероятному, ни на кого не похожему человеку с глазами победителя, постигшего всю мудрость и одновременно глупость нашей жизни и уверенного, что нет на свете ничего такого, чего он не может сделать. Я верила и знала, что мужчин в этом мире великое множество, но Назар Захарович Бычков - один. Он уникален.

–  А если я в вас влюблюсь, дядя Назар, тогда что?

–  Вот когда влюбишься, тогда и поговорим, - усмехнулся он.
– И для полноты картины не мешало бы и мне в тебя влюбиться, чтобы был, так сказать, предмет для разговора. А пока что предмета нет. И ты…

Он не договорил, потому что у него в кармане мобильник заиграл что-то смутно напоминающее рэг-тайм.

Никотин ответил на звонок, некоторое время слушал, замерев лицом и полуприкрыв глаза, потом спокойным, ничего не выражающим голосом произнес:

–  Умница. Я доволен тобой. Да… Хорошо, так и сделаем.

Он спрятал телефон в карман и потянулся за очередной сигаретой. Или "Беломор" - это папиросы? Я никогда не курила и не очень отчетливо понимаю разницу, знаю только, что то, что с фильтром, - это наверняка сигареты, а в остальных тонкостях начинаю путаться и уж тем более не ведаю, чем отличаются сигариллы от сигар.

–  Тысяча семьсот, - сказал Никотин без каких-либо предисловий.
– И завтра тебе звонить не будут.

–  Тысяча семьсот долларов?
– переспросила я, не веря своему счастью.

О женщина, как мало тебе надо для того, чтобы почувствовать себя счастливой! Всего лишь узнать, что у тебя отнимают не все, а только часть…

–  Тысяча семьсот долларов, - подтвердил дядя Назар.
– Я так понимаю, с собой у тебя их нет?

–  Конечно, нет. Они дома.

–  Значит, поедем к Севе завтра. Они как раз и отчет подготовят, письменный, с фотографиями, чтобы ты знала, за что деньги отдаешь.

–  Да не надо отчета, дядя Назар, - замахала я руками, - я верю вашему Севе. Зачем мне отчет? Мне результат важен, а не бумажки с фотографиями.

–  Глупости, - сурово оборвал мои восторженные причитания Никотин, - во всем должен быть порядок.

Ты платишь не только за результат, но и за информацию, вот информацию ты и должна получить. Она еще может тебе пригодиться. Мало ли как жизнь повернется. В котором часу ты завтра сможешь поехать со мной к Севе?

Я стала прикидывать. На собрание ветеранов Старый Хозяин обычно отбывает между

половиной одиннадцатого и одиннадцатью часами, его повезет Наталья, Денис будет в институте, Алена в школе. Это означает, что уйти из дома я не смогу, животных нельзя оставлять одних, это уже проверено, и это было одним из условий моего найма еще в те времена, когда в Семье были только жующий все кожаное и меховое Аргон и в целом беспроблемная, но обдирающая обои Кассандра. А теперь, когда в наличии имеется хулиганистый и мстительный Патрик, ситуация обострилась донельзя.

–  Мне нужно спросить у хозяйки.

–  Спроси, - кивнул Никотин, протягивая мне телефон.

Набирая номер, я на ходу придумывала очередное вранье про свое лошадиное здоровье и спросила у Мадам, в котором часу я смогу завтра отлучиться к врачу для последней оздоровительной процедуры. Наталья, томно позевывая (похоже, она дремала), сообщила мне, что отвезет Николая Григорьевича на собрание и поедет по делам, когда вернется - не знает.

–  Значит, я не могу планировать на завтра поездку в поликлинику?
– упавшим голосом проговорила я.

–  Попросите Алену посидеть с животными, - посоветовала Мадам.

Дельный совет, ничего не скажешь. Отчего бы тебе самой не велеть дочери посидеть дома, ведь ты мать, а я никто. И потом, у твоей Алены завтра танцы, но ты, как обычно, этого не помнишь.

–  У Алены завтра степ, она придет из школы и уйдет на занятия, - напомнила я.

–  Ну тогда я не знаю, - Наталья снова сладко зевнула.
– А вам что, так обязательно завтра ехать к врачу? Вы же уже хорошо себя чувствуете.

–  Лечение должно быть закончено, Наталья Сергеевна, иначе все без толку. Но если не получается…

Никотин, вероятно, догадавшийся о сути переговоров, постучал пальцем по столу, привлекая мое внимание, и шепотом произнес: "Сегодня".

–  Если вы не можете отпустить меня завтра, то можно я еще раз съезжу в поликлинику сегодня? Я сейчас вернусь, а через час снова уеду. Так можно?

–  Сегодня - пожалуйста.
– Она сама доброта, черт бы ее взял, а я не ценю.
– Только я не понимаю, зачем вам приезжать домой, чтобы через час снова уезжать?

–  Мой доктор освободится только в пять часов, - бодро врала я, удивляясь самой себе и своей находчивости.
– Раньше пяти он мной заниматься не будет.

–  Ну так погуляйте, в кино сходите, по магазинам.

Чего вам мотаться туда-сюда?

По магазинам. Отлично. И в кино - тоже неплохо.

Наталья, похоже, думает, что я живу на всю зарплату, которую она мне платит. Неужели по моему внешнему виду не заметно, что я живу максимум на десять процентов этой зарплаты, да и то считаю себя мотовкой и радуюсь, когда расходы не превышают семи-восьми процентов?

Но в общем-то она, конечно же, права, возвращаться домой у меня причин нет. А надо. Надо взять деньги, чтобы расплатиться с Севой Огородниковым. Если не сегодня и не завтра, то когда? Впереди выходные, Севина контора не работает, а в понедельник еще неизвестно, - как все сложится и будет ли дома сама Наталья.