Каждый за себя

Маринина Александра

–  Да в любое. Можешь увезти брата сразу после завтрака и привезти вечером, часам к восьми. Я скажу медсестре, чтобы дала ему с собой все препараты, только ты уж сам проследи, чтобы он все принял вовремя. Ты ведь парень ответственный, так что я на тебя полагаюсь.

На первом этаже корпуса, в холле, висели на стене телефоны-автоматы, и Костя, в очередной раз сердито вспомнив о мобильниках, которые сегодня есть у всех, сунул в прорезь карточку и набрал номер Милы. Уж у Милы-то мобильник был, и девушку его звонок застал на Клязьминском водохранилище, где она вместе с компанией друзей валялась на пляже. Голос у нее сперва был суховатым и напряженным, но, услышав Костину просьбу, она как-то сразу смягчилась

и тут же согласилась помочь.

–  Без вопросов, Костик. Когда нужно?

–  Завтра, часов в двенадцать. Сможешь?

–  Постараюсь. Тебя у дома забрать?

–  Не обязательно, - заторопился Костя, - я и на метро до больницы доеду, чего тебе лишний крюк делать.

Мне главное Вадьку привезти, а потом отвезти. Если тебе удобнее прямо к больнице…

–  Мне удобнее побыть с тобой, желательно без свидетелей.

Костя все отдал бы в этот момент, чтобы увидеть, улыбается Мила или нет. Голос-то у нее строгий, как будто она выговаривает ему за провинность, обижается, что Костя отказался ехать с ней отдыхать и даже на подмосковный пляж ей приходится отправляться без него. Все-таки она замечательная, самая лучшая на свете! Маме она обязательно понравится. А Вадьке? И Вадьке тоже понравится!

–  Мила… - он глубоко вздохнул, - я по тебе соскучился. Кончай дуться, ладно? Ты же видишь, я к Вадьке привязан.

–  Завтра поговорим. В половине двенадцатого у твоего дома.

Через больничный парк, к скамейке, где дожидался брат, Костя мчался чуть ли не вприпрыжку.

–  Завтра забираем тебя в двенадцать дня, - радостно сообщил он.

–  Забираете?
– прищурил близорукие глаза Вадик.
– И сколько вас?

Костя ощутил болезненный укол где-то в груди. Вадька, похоже, надеется, что за ним на машине приедет отец, но впрямую спрашивать не решается, хорохорится, пытается выглядеть спокойным и ироничным.

–  Ну…, это… - замямлил Костя, подыскивая нужные слова, и внезапно выпалил:

–  Вадь, отец не может ничего планировать, я ведь тебе объяснял, он целыми днями у твоего доцента на хвосте висит. Я приеду за тобой с одной подругой, с моего курса телка. У нее своя тачка. Она нас отвезет домой, а потом назад в больницу.

–  С подругой? Ты хочешь сказать, с твоей девушкой?

Осторожно, сказал сам себе Костя, Дмитрий Вениаминович предупреждал насчет этих…, как их там…, психотравмирующих факторов. У Кости есть девушка, да еще однокурсница, он с ней встречается, причем весьма интимно. А у Вадика нет ни однокурсников, ни девушки, ни личной жизни. Хотя все это могло бы быть.

–  Она не моя девушка. Просто знакомая с тачкой.

По лицу Вадика было видно, что он не поверил. И уж точно не поверит, когда увидит Милу и Костю рядом с ней. Да ладно, подумал Костя, завтра разберемся.

Дома он пристально осмотрел свою комнату и устроил тщательную приборку Все учебники и конспекты - с глаз долой, а то они так и валяются кругом после сессии.

Костя сложил их высокой стопкой в угол комнаты, а впереди поставил стул, набросав на него джинсы, джемпера и майки. Вот так, одежки на виду, а студенческой атрибутики не видно. Закончив уборку, привычно сел у зашторенного окна и уставился на улицу сквозь щель между ветхими полотнищами. Отца не было, он еще утром уехал следом за Врагом и до сих пор не вернулся. Костя исправно нес вахту, наблюдая за домом напротив. Подъезд, в котором жил Враг, из окна виден не был, поле обзора покрывало пространство, начинающееся метрах в десяти от подъездной двери, но этого было вполне достаточно, чтобы видеть, как Враг уходит и приходит, точнее - уезжает и приезжает. Пешком к подъезду можно подойти и с другой стороны, но на машине - только со стороны проезжей части, которая из окна - как на ладони.

Вот Вероника появилась, одна, без собаки, и пошла в

сторону магазина. Теперь, когда не нужно больше было притворяться и изображать поклонника, она даже нравилась Косте. Спасибо ей за то, что прогнала! И вообще, никакая она не старуха, очень даже симпатичная тетка.

Муж у нее, само собой, ублюдок, а сама она хорошая, веселая такая, юморная, прикалываться любит. Небось даже не знает, не ведает, с какой сволочью живет. Отец, правда, до сих пор думает, что тогда ночью она по поручению мужа встречалась с Главным Врагом или с кем-то, кто с ним связан, но Костя в это не верит. Ох, как отец разорялся, когда Костя сообщил ему, что Вероника устроила своему потенциальному молодому любовнику от ворот поворот! Опять называл его бестолковым, ни на что не годным, придурком, который даже такую ерунду как следует сделать не может. Но Костя все вытерпел, не огрызался и даже не пытался оправдываться, только бросил сквозь зубы: мол, насильно мил не будешь, и не всякой женщине хочется изменять мужу с первым встречным, тем более при такой разнице в возрасте. Отец еще больше раскипятился и запыхтел, что, дескать, он лучше знает, и не родилась еще такая баба, которая отказалась бы от молодого поклонника, а если отказывается, то, значит, поклонник - полное ничтожество, но тут Костя ошарашил его аргументом, против которого у отца возражений не нашлось:

–  Но ведь наша мама не такая. Почему ты решил, что Вероника должна быть такой?

Отец захлебнулся возмущением и заткнулся, как ржавый фонтан. А у Кости в душе все улыбалось… Он в тот момент скосил глаза на маму и увидел, что она тоже улыбается, осторожно, одними глазами. Но улыбается. И от этой улыбки он почувствовал себя увереннее.

Около восьми часов к дому подрулила машина Врага, буквально следом за ней ехал отец, но к дому напротив, стоящему торцом к улице, конечно, не свернул, проехал чуть вперед, въехал в арку, развернулся и остановился у своего подъезда.

–  Ну что?
– встретил его вопросом Костя.

–  Опять ничего.
– Отец был зол, впрочем, в последние недели он пребывал в этом состоянии постоянно.

А это, с учетом завтрашнего мероприятия с Вадиком, совсем ни к чему.

–  Пап, я хотел тебе сказать… В общем, завтра Вадька к нам приедет.

Отец резко остановился на полпути в ванную, нахмурился.

–  Как это - приедет? Зачем? Его что, выписывают?

–  Нет, но он очень хочет повидаться. И вообще, ему там все обрыдло, сам бы попробовал столько месяцев в больнице проваляться… Пап, он по тебе скучает. Я говорил с доктором, он просил тебе передать, чтобы ты был с Вадькой помягче. Ну там, я не знаю… Скажи ему, что ты его любишь, что ли…

Костя постепенно терялся, будто молчание отца с каждой секундой замораживало его, лишая способности выговаривать слова. А ведь ему казалось, что он так хорошо продумал свою речь, выверил каждое слово, готовился все это время, пока сидел у окна. И вдруг оказалось, что слова превратились в камни, застрявшие в гортани и никак не желающие выходить наружу. А отец все смотрел на него в упор и молчал. Косте на мгновение стало страшно, но он быстро взял себя в руки. Не убьет же его отец, в конце-то концов! А все остальное можно вынести, уж сколько криков и упреков он за последние полгода вытерпел - закалился.

–  Он что, сюда приедет?
– наконец произнес отец.
– Ты ему сказал, что мы живем не у себя дома!

Костя молча кивнул. Только сейчас он осознал свой непростительный прокол. Ведь отец строго-настрого запретил ему говорить брату о том, где они теперь живут и почему. А он проговорился Вадьке, зная, что Вадька его не выдаст, он хоть и слабенький, хлипкий, нервный, но язык за зубами держать умеет, сто раз проверено. Они с братом друг за друга всю жизнь стояли стеной и никогда Друг друга не подводили.