Казнь на Вестминстерском мосту
Шрифт:
— На красивой мордашке! — уныло ответил кто-то.
Еще кто-то дал менее приличный ответ, и все расхохотались.
— На красоте, шарме, обаянии, — продолжила Шарлотта, отвечая на собственный вопрос, и тем самым не дала разговору уйти в сторону. — Часто на ее льстивых словах, на цвете ее глаз или на ее манере смеяться. Женщина же выбирает человека, который сможет прокормить ее и ее детей.
И тут же она вспомнила о своей двуличности. Ведь Шарлотта выбрала Питта исключительно потому, что он заинтриговал ее, очаровал, напугал своей прямотой, развеселил, распалил ее неприятие несправедливости, а еще потому, что она любила его и доверяла ему. Тот факт, что в социальном и финансовом плане он был и, по всей видимости, останется полнейшим
Шарлотта продолжала гнуть свою линию, несмотря на все эти факторы, а также недавнюю влюбленность в своего зятя Доминика. От стыда она покраснела, однако посторонний мог бы объяснить этот румянец жаром дискуссии, горячим желанием донести свою мысль до слушателей. Ведь принцип-то был правильным.
— Мужчины могут пускаться во всякие авантюры, а потом бравировать результатом, каким бы тот ни был, но большинство женщин оценивают последствия, сознавая, что их дети должны быть накормлены и одеты, что у них должен быть надежный дом, причем не на сегодня или завтра, а на год и десять лет вперед! Женщины менее безрассудны. — После этих слов Шарлотта подумала о своих знакомых, о женщинах мудрых и отважных, правда, при этом она отмахнулась от собственных идиотских поступков, от рискованных предприятий, в которые ввязывалась вместе с Эмили. — Когда все поздравления и высокопарные заявления позади, кто ухаживает за больными, хоронит мертвых и начинает жить сначала? Женщины! С нашим мнением нужно считаться, должна учитываться наша оценка честности и значимости того мужчины, который будет нас представлять!
— Вы правы! — закричала со сцены мисс Вузерспун. — Вы абсолютно правы! И если бы депутаты парламента, желающие, чтобы их избрали, отчитывались не только перед мужчинами, но и перед женщинами, в мире не было бы столько несправедливости, как сейчас!
— Какая несправедливость? — последовал вопрос из зала. — Что нужно добропорядочной женщине такого, чего у нее нет?
— Ни одна нормальная женщина не захочет выставлять себя на посмешище, — громко сказала дама в темно-фиолетовой шляпке, при этом в ее голосе явственно прозвучало негодование, — показывая себя людям, чтобы те приняли решение, голосовать за нее или нет, упрашивая их выслушать ее, избрать ее, присоединиться к ее мнению или поверить ее оценкам в делах, в которых она ничего не понимает! Мисс Тейлор — самое настоящее пугало, она не может быть нашим другом, потому что она наш злейший враг. Даже доктор Панкхерст [2] не согласился бы появиться с ней на людях! Надо же, выдвигаться в парламент! Еще чуть-чуть, и мы превратимся в старых греховодниц, как та несчастная Айвори, которая отказалась даже от видимости благопристойности и скромности, а ведь именно это является главным для женщины и ценится обществом, да что там обществом — цивилизацией!
2
Английский барристер, поддерживал движение за права женщин.
Ответом были редкие одобрительные возгласы, громкий возмущенный ропот и возражения. Кто-то потребовал, чтобы предатели идеи покинули собрание и вернулись в детские или туда, где они обычно обитают.
Тучная женщина в бомбазине подняла свой зонтик и, к несчастью, зацепилась металлическим наконечником за юбку пожилой горничной. Та икнула и заверещала. Решив, что на нее нападают в отместку за оскорбление дамы в фиолетовой шляпке, она замахнулась своей сумкой и обрушила ее на голову женщины в бомбазине. Началась свалка, которая не имела никакого отношения к осуществлению привилегий или к ответственности и тем более к парламенту.
Не желая участвовать в потасовке, Шарлотта поспешила удалиться. Она уже вышла из зала через задний выход, когда
— Моя дорогая Партенопа, это абсолютно недостойно и, если честно, даже нелепо. Ты ставишь меня в неловкое положение, вынуждая появиться в таком месте, и я очень огорчен, что ты этого не понимаешь.
Шарлотта не видела лица женщины, но вот ее голос звучал глухо от смущения и обуревавших ее эмоций.
— Мне очень хочется, Катберт, сказать в свое оправдание совершенно очевидную вещь, что никто здесь меня не знает. Однако в этом нет надобности.
— Абсолютно верно! Риск…
Однако она перебила его:
— Я не говорю о риске! Что такого, если узнают, что я ратую за то, чтобы женщины были представлены в парламенте?
— Женщины и так представлены! — Мужчина уже сердился, его глаза то и дело гневно вспыхивали. — Вы превосходно представлены нынешними депутатами! Боже мой, мы же издаем законы не ради себя самих! От кого ты наслушалась всей этой чуши? Опять виделась с этой мерзкой Айвори? Я же только сегодня заявил тебе, что не желаю, чтобы ты общалась с ней! Почему ты считаешь возможным ослушаться меня? Она — мужик в юбке, жалкое, неуравновешенное создание, воплощающее в себе все самое худшее, что может быть присуще женщине.
— Нет, я с ней не виделась! — Партенопа говорила тихо, но в ее голосе отчетливо слышался гнев. — Я сказала тебе, что не буду с ней встречаться, и не встречалась! Но я все равно не перестану слушать то, что говорят люди, которые утверждают, что однажды женщины обретут право голоса.
— Тогда слушай дома, читай статьи, если так хочется. Только этому никогда не бывать. В этом нет надобности, подобное противоречит устоям. Сейчас интересам женщин уделяется огромное значение, и все женщины, обладающие хотя каплей здравого смысла, это понимают!
— Все ясно! — Ее голос зазвучал жестче, в нем отчетливо слышались саркастические нотки. — Значит, у меня нет здравого смысла! Моих мозгов хватает только на то, чтобы управлять восьмью слугами, вести счета, поддерживать дисциплину и порядок, общаться с приятельницами, воспитывать, учить и кормить своих детей, развлекать наших деловых и парламентских друзей, подавать им вкусные блюда, быть с ними очаровательной хозяйкой, следить за тем, чтобы никто не обижался, не смущался, не чувствовал себя обделенным, не оказался за столом с неподходящим соседом, поддерживать светскую беседу, быть остроумной, но шутить так, чтобы никого не оскорбить, и никогда-никогда не быть скучной! И, выполняя все эти обязанности, всегда выглядеть красивой! Уверена, все это не дает мне достаточно знаний, чтобы решать, кто из двух или трех кандидатов должен представлять меня в парламенте!
Лицо светловолосого мужчины было напряженным, его голубые глаза недобро блестели.
— Партенопа! Ты ведешь себя глупо! — прошипел он. — Я запрещаю тебе стоять здесь и спорить со мной у всех на виду! Мы едем домой, туда, где тебе и следовало бы проводить свое время!
— Конечно. — Она не кричала, но ее тело окаменело от негодования. — И советую тебе запереть дверь, когда ты загонишь меня туда.
Мужчина взял ее за руки, но она ни на йоту не смягчилась.
— Партенопа, у меня нет желания ограничивать тебя в удовольствиях или быть с тобой суровым. Боже, да ты сама это знаешь! И ты отлично — нет, превосходно — ведешь дом. Я всегда это говорил, и я безмерно благодарен тебе за это. Ты идеальная жена во всех отношениях… — Он видел, что продолжает терять почву под ногами: ей не нужна была ни лесть, ни даже признание ее достоинств. — Проклятье, мадам, это же не то же самое, что подобрать горничную! В этом вам нет равных. Но избрание депутата парламента — это совершенно другое дело!