Казнь за разглашение
Шрифт:
— Спасибо за подробный рассказ, — улыбнулся Берестов. — Какая у вас прекрасная память. Шесть лет помните все детали и слово в слово то, о чем говорили оперативники.
— Это у меня профессиональная память, — улыбнулась Анна Владимировна. — Я преподаватель иностранных языков: английского, французского и испанского.
Берестов, который знал только английский, и то через пень-колоду, проникся к Анне Владимировне большим уважением. «И у такой женщины нет даже телефона? — мелькнуло в голове. И ещё мелькнуло: — Почему Климентьева
— Скажите, а что это за человек был, Алексей Климентьев? — спросил Берестов.
— Человек как человек! — пожала плечами Анна Владимировна. — Вежливый, интеллигентный. Правда, немного замкнутый.
— Говорят, он пил?
— Нет! Это вранье. Ничего он не пил. Ну, может, пил, как все, по праздниками, но не злоупотреблял. Во всяком случае, пьяным я его никогда не видела.
— А где он работал?
— Этого не знаю.
— А где у него семья?
— Тоже не знаю. В последний год он жил с одной молоденькой девушкой. Совсем юной! Можно сказать, девочкой, которой еще, наверное, и восемнадцати не было. Ну жил и жил. Никому не мешал. Собирался, кажется, жениться. Она была откуда-то из провинции и, говорят, торговала на рынке. Я точно не знаю. Знаю только, по слухам, что она во время убийства Алексея была в Польше.
— Вы её видели?
— Конечно, видела. Общительная девушка. Звать Лилией. Куда она потом делась, не знаю.
— А в той квартире кто сейчас живет?
— Как кто? Его мать живет. Зинаида Петровна. Это её квартира. Алексей свою квартиру оставил бывшей семье. Жене и сыну.
— Выходит, у Зинаиды Петровны две квартиры? — удивился Берестов.
— Почему две? — в свою очередь удивилась Анна Владимировна. — Хотя я не знаю. И знать ничего не хочу. Она вообще престранный человек. Все у неё не как у людей.
В голосе хозяйки послышалось раздражение. Берестов затаил дыхание.
— А в чем выражается её странность?
Анна Владимировна нахмурилась и неодобрительно покачала головой.
— Я её знаю давно. Мы с ней вместе учились в педагогическом. Так что первое высшее образование она получала вместе со мной.
— А у неё не одно высшее образование?
— Как минимум три, — хмыкнула Анна Владимировна. — После педагогического она закончила медицинский и ГИТИС. Но в театре никогда не играла.
— Почему?
— Это вы у неё спросите. — Анна Владимировна покачала головой. — Ох уж эта Абдурахманова! Вечно у неё какие-то фантазии, какие-то идеи, какие-то грандиозные планы, какие-то жертвы во имя спасения человечества. Я не знаю!
— Какая Абдурахманова? — удивился Берестов.
— Ну первая фамилия Климентьевой.
— До замужества? — догадался Берестов.
— Да нет, не до замужества. В том-то и дело, что замужем она никогда не была. Просто в одно прекрасное время она взяла и сменила имя, фамилию и
— Зачем? — поднял брови Берестов.
— Вот и я её спрашивала: «Зачем»? А она: «По советским законам, имею право выбрать любую фамилию, имя с отчеством и национальность!» Но это ещё цветочки. Потом она изменила и свою внешность. Сделала пластическую операцию и стала второй Дорониной. Я её едва узнала, когда потом встретила. Так получается, что жизнь нас почему-то всегда сталкивает. Кстати, у меня есть фотография нашего курса, я сейчас её вам покажу. Интересно, узнаете вы нынешнюю Зинаиду Петровну или нет?
Анна Владимировна порылась в шкафу и извлекла оттуда старенький потертый альбом.
— Вот смотрите, где тут она? — засмеялась Анна Владимировна, раскрывая альбом на середине.
Берестов долго вглядывался в студентов-шестидесятников, уверенно и умно глядящих на своих потомков, но не обнаружил и близко похожей на Зинаиду Петровну.
— Вот она! — ткнула пальцем Анна Владимировна.
С фотографии на Леонида смотрела черненькая востроглазая татарочка.
— Чудеса! — прошептал он изумленно.
— Вот и я говорю, чудеса! — вторила Анна Владимировна. — Чудеса, чудеса! А потом она переехала в этот дом. Я вам говорила, что нас всегда сталкивает судьба. Если бы она сама ко мне не подошла, я бы её не узнала. Во-первых, она категорически запретила называть себя старым именем Венерой. А новым — только по имени-отчеству. Так, мол, требуется Родине. А потом вдруг стала пить. Да так сильно, что я думала — все! Ей кранты! Причем как напьется, так начинает: «Я боец невидимого фронта. Нужно пробуждать нацию! Скоро я стану символом нации!» И все в том же духе. Но потом, слава богу, её вылечили. Ну а как сын её погиб, думала все, дурь у неё прошла. Оказывается, нет! Теперь она дурит иначе!
— Как же? — улыбнулся Берестов.
— Инопланетяне! На днях я прочла целую полосу про инопланетян в её квартире. С фотографиями.
— Вам не показалось странным, что она живет в одной квартире, а инопланетяне появляются в другой! И тоже в ее!
— А ведь точно! — всплеснула руками Анна Владимировна. — В статье написано про однокомнатную квартиру. Так у неё две квартиры и обе на Большой Дорогомиловской?
— И обе на двенадцатом этаже!
— Вот уж действительно непредсказуемая женщина, — засмеялась Анна Владимировна.
Берестов направился к выходу. Однако на пороге замялся:
— И вот ещё что, Анна Владимировна. В той газете, в которой вы читали про инопланетян, не показалось ли вам знакомым ещё одно лицо?
— Да вроде бы нет! — пожала плечами хозяйка.
Берестов достал из сумки газету и открыл московскую страницу новостей, которую вела Лилечка. Над рубрикой было её улыбающееся лицо.
Анна Петровна, сдвинув брови, долго всматривалась и вдруг расплылась в широкой улыбке.
— Да это же Лилия, бывшая невеста покойного.