Казна императора
Шрифт:
Внезапно кто-то, остановившись рядом и тоже взявшись за поручень, так что поручик хорошо видел крупную руку, плотно охватившую гладко отполированную трубу, на удивление знакомым голосом сказал:
— Ну здравствуй, Слава…
Козырев вздрогнул, повернул голову и увидел высокого молодого человека, одетого в слегка потертую кожанку и фуражку со звездой. Его явно комиссарский вид дополнял маузер в деревянной кобуре, картинно висевший на ремне, переброшенном через плечо.
Нет, это было нечто невероятное! Здесь, в далеком сибирском
Не веря глазам, Козырев зачем-то тронул такой близкий рукав кожаной куртки и как-то неуверенно спросил:
— Владек? Неужто ты?
— Да я это, Славик!… Я! — и старый приятель в порыве чувств неловко сгреб Козырева в объятья.
Столь неожиданное проявление дружбы со стороны явно ставшего «красным» однокашника так озадачило поручика, что он и сам не заметил, как, оставив свои дела, зашагал рядом с Владиславом Седлецким по грязному деревянному тротуару.
В ходе безалаберного поначалу, а потом все более упорядоченного разговора выяснилось, что времени у Седлецкого сейчас почти нет, поскольку его вызвали на очень важное совещание, но если Козырев не против, то они могут пройти вместе, чтобы все обсудить.
Конечно же столь удобного момента поручик никак не мог упустить и послушно зашагал рядом с давним товарищем, с все возрастающим удивлением слушая все то, что он говорил и не только говорил, а конкретно предлагал ему, Козыреву.
В конце концов нежданная встреча привела к четкой договоренности на будущее, и, проводив Седлецкого до бывшего здания городской управы, где теперь помещались советские учреждения, поручик больше не колебался.
Присев на пару минут на стоявшую возле чьих-то ворот скамейку, Козырев не спеша обдумал создавшуюся ситуацию и, приняв решение, заспешил на бывшую Торговую, где в незаметном дворовом флигеле квартировал Кобылянский.
Полковник встретил Козырева удивленным взглядом, но, сразу поняв, что у поручика чрезвычайные обстоятельства, прямиком провел в комнату и спросил:
— Что произошло?
Козырев, не желая говорить о своих беспочвенных страхах, немного замялся, но потом, решив, что объяснять свое внезапное появление так и так надо, заговорил:
— Видите ли, господин полковник, час назад я встретил своего бывшего сослуживца.
— Ну и что из этого?
Выражая крайнюю степень неудовольствия за нарушение правил конспирации по столь ничтожному поводу, Кобылянский весьма выразительно скривился. Но Козырев не обратил на это внимания и продолжал:
— Да дело-то в том, что этот мой бывший однокашник при теперешней власти бо-ольшая шишка…
— И что же, — мгновенно насторожился Кобылянский. — Вам угрожает арест?
— Вовсе нет, — с жаром возразил Козырев. — Скорее, наоборот. Мой товарищ пригласил меня на службу к красным и даже
— Вон как? — Кобылянский задумался и после короткой паузы спросил: — А он об истинном характере вашей службы у нас ничего знать не может?
— В том-то и дело, что нет. Я ему рассказал все как есть. И про службу у Колчака тоже.
— Ну да, конечно, — согласился Кобылянский. — Вы же для пользы дела, как ограниченно годный, числились в Омске при телефонных мастерских.
— Вот именно, — кивнул Козырев. — Про это я и сказал.
— Послушайте, поручик, — Кобылянский скептически поджал губы. — А вы со стороны своего однокашника никакой провокации не предполагаете?
— Нет, — Козырев немного подумал и снова подтвердил: — Нет, не допускаю. Тем более что Седлецкий, это его фамилия, предложил мне место военспеца не здесь, а в уезде.
— Седлецкий… Седлецкий… — Кобылянский присел и забарабанил пальцами по столу. — Нет, не встречал…
Было видно, что полковник еще колеблется. Наконец он поднял голову и долгим взглядом посмотрел на Козырева.
— Скажите, поручик, вы в нем уверены?
— Да, уверен. Мы с ним почитай все время вместе были. И в университете, и в окопах, вот только в конце семнадцатого разошлись. Из-за его ранения. Его в Московский госпиталь направили, а я, как вся эта заваруха началась, в Саратов подался…
— Ясно, — Кобылянский кивнул. — Вот только почему он красный?
— Так мы ж с ним из разночинцев, — пояснил Козырев. — А тут такие перспективы открываются…
— Да, прямо тебе в Наполеоны… — невесело усмехнулся Кобылянский и, зная, каким неожиданным бывало размежевание, заключил: — Ну что ж, раз вы уверены, рискнуть можно. Все равно устраиваться как-то надо. Вы, как я помню, у Дик-камня красного уже изображали, вот вам и карты в руки…
— Ну что ж, попробую, — в свою очередь улыбнулся Козырев.
— Попробуйте. Для нашего брата в форме как-то сподручнее, а то вы, я смотрю, совсем в затрапезном пальтишке ходите…
— Это после кражи, — смутился Козырев. — Боюсь, снова сопрут, а у меня там удостоверение под подкладку зашито. Мне полковник Чеботарев его на шелке отпечатал и рассказал, как спрятать.
— Ну что ж… — Кобылянский поднялся. — Это другое дело. И вот что, как в уезде обоснуетесь, ни с кем и ничего, вы меня поняли?
— Так точно, — четко ответил поручик Козырев и привычно вытянулся.
Тешевич стоял и внимательно присматривался к низенькому срубу старого колодца, давно закрытому тяжелой крышкой, сколоченной из толстых, потемневших от времени, досок. Смотреть на него было невыразимо приятно, и мысли поручика путались, перескакивая с прошлого, куда уводил его вид колодца, на настоящее, где Тешевич все еще не мог поверить, что его скитания кончились, и теперь он вновь уважаемый человек — владелец хоть и небольшого, но вполне рентабельного имения…