Казначей общака
Шрифт:
– Ну что ты, Гришенька, – улыбнулся старый вор. Сейчас он выглядел старым дедом, к которому на веселый огонек забежал любимый внучок. В обаянии Пантелею не откажешь, он умеет расположить к себе собеседника, – дел у меня много, просто ты плохо себя чувствовал, вот я и велел тебя привязать, чтобы ты не расшибся. Ты мне лучше скажи, Гришенька, с кем ты общался в последнее время? – ласково пропел Пантелей, доброжелательно заглядывая своему гостю в лицо.
– Отвяжите меня, – часто задышал Шаман, он выглядел возбужденным, – какого черта! И кому какое дело, с кем я встречаюсь.
– Можно я попытаюсь? – посмотрел эскулап на
– Пожалуйста.
– Что ты сейчас чувствуешь, Гриша?
– У меня такое ощущение, что я самый сильный человек на земле, – неожиданно произнес Шаман. – Какого черта вы меня здесь держите? Если вы сейчас меня не развяжете, то я все разнесу к чертовой матери! – очень серьезно пообещал он. – А-а! – попытался Шаман освободиться. – Вы слышали, как затрещали ремни? Еще секунда, и я разорву их в клочья! Вы хотите в этом убедиться? Сомневаетесь? Так я вам сейчас покажу! А-а! – вновь заорал Шаман не своим голосом, стиснув челюсти. Он изо всех сил напрягался, вены на его шее вздулись и, казалось, завязывались в такие немыслимые узлы, что распутать их не удастся. Казалось, еще мгновение, и Шаман вырвет ремни вместе с подлокотниками, но неожиданно он обмяк. – Не удалось с первого раза… Но ничего, посижу, наберусь силы и вырвусь отсюда. Вам меня не удержать.
– Так и должно быть? – с сомнением посмотрел Пантелей на лекаря, который никак не отреагировал на выходку Шамана.
– Да. Сейчас он ощущает себя необыкновенно сильным. Это результат форсированного пробуждения. Пройдет несколько минут, и он остынет, – очень спокойно уверил эскулап, глядя в глаза Пантелею.
– О чем у вас там базар? Я с вами разговариваю. Ба! Да здесь никак ли мой побратим! – взгляд Баскакова обратился на Святого, и Герасим почувствовал себя очень неуютно под прицелом темно-карих глаз. – Давненько не виделись. Ты тоже пришел со мной поговорить? Ну, давай, о чем же у нас пойдет разговор? Господи, как мне все это осточертело! То сажают в хату, а то вдруг неожиданно освобождают.
– Гриша, напрягись и слушай меня внимательно, – вновь доброжелательно обратился к нему эскулап, едва ли не вплотную приблизившись к Баскакову. – С кем ты встречался в последнее время?
Неожиданно Шаман громко расхохотался:
– Ты спрашиваешь, с кем я встречался в последнее время? Да с кем только не встречался! Только за последнюю неделю я поимел едва ли не всю Тверскую улицу! – радостно воскликнул Шаман. – Если бы вы знали, какие это были девочки. А пару недель назад забрел в общежитие, переполненное лимитой, так, пока не отодрал всю женскую половину, включая комендантшу, оттуда не ушел, – Шаман вновь захохотал, не прекращая попыток освободиться из крепких кожаных пут. – Если бы вы знали, друзья, как она билась подо мной, ну словно раненая лебедь! А бабенке-то уже за сорок перевалило. – Раскрепощенная радость Шамана была встречена понимающей улыбкой эскулапа.
– Это все, конечно, интересно. Возможно, я бы даже послушал твои рассказы, но как-нибудь в следующий раз. Нас интересует совсем другое. Тебя никто из посторонних не спрашивал о том, где находится наличность общака? Так сказать, денежки на черный день?
Смех был искренним и веселым, так мог радоваться человек по-настоящему счастливый или тот, что отведал изрядную дозу героина.
– Разве этим может интересоваться посторонний человек?.. Каждого такого любопытного ждет илистое дно Москвы-реки. Ха-ха-ха! –
– Вот как? Что это за люди и когда вы их устранили?
– Это общаковская братва, которая ходила под Барином и Святым. Ты уж не обижайся, Герасим, но мне твои ребятки не понравились, уж слишком часто говорили о том, что охраняют.
– Где же находилась эта наличность?
– Насколько мне известно, в мужском монастыре. В одном из склепов, где монахи хоронили своих покойников. Там же покоятся и многие законные. Место там хорошее, тело не гниет, а только высыхает. Эдакая святая мумия! – продолжал хохотать Шаман. – А не портятся они оттого, что со святыми старцами в одном склепе лежат. Ха-ха-ха!
– Как же они охраняли эту наличность? – продолжал пытать рыжий в белом халате.
Шаману сделалось нестерпимо весело, смеялся он долго, подавшись вперед. Кожаный ошейник удавкой впился ему в кадык, и он натужно закашлялся, оборвав смех.
– Некоторые из них стали монахами, а другие вокруг бродили, – наконец выдавил из себя Гриша Баскаков сквозь слезы. – Бродяги, вы видели такое, блатные псалмы читали. И, кажется, у них это получалось. – Посмотрев на Герасима, он добавил: – А игумен монастыря, кажется, даже и не догадывался, что половина его братии состоит из бывших уголовников. Ну чем не анекдот, в натуре?! – веселился Шаман, выжимая скупые улыбки у собравшихся.
– Ты убирал общаковскую братву своими руками?
– Ну зачем же вы так плохо обо мне думаете, – неожиданно возмутился Баскаков, – разве я похож на злодея? – Он вновь расхохотался. – Нанял парочку профессиональных киллеров, вот они и сделали свое дело. Но на моей совести только часть, кто убрал других, я не знаю.
– А что потом стало с этими мясниками?
– А когда они пришли за расчетом, то я их и убрал. Обоих, из одного ствола.
– Где же они лежат?
Шамана вновь одолел смех:
– На Троекуровском кладбище, покоятся в одной из безымянных могил.
– Барин знал о твоих делах?
– Даже не догадывался. А когда люди стали пропадать, Барин сказал мне найти им замену. Вот я и подобрал своих.
– Зачем?
– Вы будете смеяться, но я хотел забрать наличность. Ха-ха-ха!
– И что, забрал?
– Деньги я так и не нашел.
Гриша Баскаков едва не поперхнулся собственным смехом.
Шаман, всегда отличавшийся немногословностью, сейчас был настоящим болтуном. Слова вырывались из него, словно вода из прорвавшейся плотины. Расторможенный мозг фонтанировал, Шамана распирало словами. И он был счастлив тем, что нашел в лице трех джентльменов таких внимательных и понятливых слушателей.
Святой слушал откровения Гриши Баскакова с помертвелым лицом. Пантелей, напротив, выглядел несколько оживленнее обычного и даже слегка подхватывал истеричный смех Шамана, что тому очень импонировало. Беспристрастным оставался лишь эскулап, позволяя себе лишь легкие попытки улыбнуться. Он не забывал о том, что находится на работе, а поэтому, видно, и не позволял себе расслабиться.
– Они что, исчезли?
– Вот именно, исчезли. Собирался, знаешь ли, хапнуть за один раз всю наличность да свалить куда-нибудь в Латинскую Америку, а там бы меня никто не нашел. Видно, придется дожидаться следующего удобного случая.