Казнен неопознанным… Повесть о Степане Халтурине
Шрифт:
— Неужели припомнил?
— В лучшем виде! Иди, он ждет…
Ранней весной 1876 года, когда дни резко прибавились, рабочие с Александровского завода собирались по вечерам, не зажигая огня. Однажды на занятие кружка Ступин привел Халтурина, которого знали и рекомендовали еще трое рабочих. В большой комнате, где жили двое холостяков из литейки, собралось человек двадцать. Халтурин сел в углу.
Молодой рабочий Кукин в костюме, в высоких сапогах, с пушистой растительностью на щеках, был за председателя.
— Друзья! — начал он, поднявшись. — Сегодня к нам пришел Михаил Михайлович, известный революционер-пропагандист. Он прочитает лекцию.
К
— Вы бы разделись, Михаиле Михайлович, здесь тепло, — предложил председатель.
— Благодарствую!
Лектор снял полушубок, положил его вместе с шапкой на стул и, оставшись в темной косоворотке, откашлялся.
«Вроде из простых», — подумал Степан и стал внимательно присматриваться к лектору.
— Господа, я хочу поговорить с вами о пользе самообразования и усовершенствования, — начал тот глуховато, неторопливо. — О необходимости расширения познаний в сфере политической, экономической, философской. Течение жизни и ее социальные вопросы требуют от рабочего человека углубления и расширения своих знаний. Без знаний нельзя бороться за свои права.
Слова «бороться за свои права» сразу заинтересовали рабочих и заставили Степана вслушиваться еще внимательнее.
Ему не раз подробно рассказывали о работах Маркса. И сам он читал некоторые его произведения, с большим трудом и в очень немногих экземплярах переправляемые в русском переводе народниками из Женевы в Россию.
Но лектор, сказав эту фразу, тут же забыл о ней и стал увлеченно рассказывать о книгах и воззрениях Лассаля и Прудона.
«А ведь это «ряженый» пропагандист. Он лишь одет под простачка, а режет, как профессор, — подумал Степан. — И я его где-то видел и слышал…»
Сказав несколько фраз о разрыве Бакунина с Интернационалом Маркса, оратор перешел к Лаврову.
— Господа! Одним из наиболее последовательных русских революционеров, который вошел в Интернационал и подружился с Марксом, является бывший профессор Михайловской артиллерийской академии Петр Лавров, известный как «Миртов». На его «Исторических письмах», печатавшихся в «Неделе», учатся и воспитываются молодые революционеры. Лавров призывает к беззаветному служению народу, к борьбе с его угнетателями, Лавров призывает нас к усовершенствованию. Только критически мыслящие личности могут стать коллективной силой.
«Я узнал его, узнал! — подумал Степан. — Он из кружка лавристов, в который я ходил вместе с Креслиным. Я помню его выступления».
— Господа! Я знаю одного рабочего, который самостоятельно изучает философские произведения Герберта Спенсера. И уже многого достиг. Больше читайте, друзья, писателей-революционеров, крепите дружбу рабочих с интеллигентами-разночинцами. Только союз трудовой интеллигенции с народом приведет нас к социальной победе.
Оратор кончил и сел на свой полушубок. В комнате стояло неловкое молчание.
— Может, будут вопросы к лектору? — спросил председательствующий.
Все молчали, не зная, о чем спрашивать.
— Может, кто желает сказать?
— Я бы хотел…
Все посмотрели на Степана с некоторым удивлением. Только на прошлом собрании приняли его в кружок — и он уже просит слово.
— Пожалуйста, товарищ Степан.
Степан поднялся, отвел назад сползавшие на глаза густые волосы. Спокойным, озабоченным взглядом окинул собравшихся.
— Я как-то слышал Михаила Михайловича в другом кружке. Там было больше интеллигентов. Там ему горячо аплодировали. Мы, рабочие, тоже должны быть благодарны Михаилу
Рабочих сейчас волнует другое. Вы, Михаил Михайлович, в начале своей лекции сказали, что рабочим надо многое знать, чтобы бороться за свои права. Мы и ждали, что вы скажете, как и с кем надо бороться. Но вы ушли в сторону от борьбы, как уходят от нее все лавристы.
Вы, хорошие, знающие люди, болеющие душой за простой народ, желающие ему освобождения. Но ваши благие намерения — лишь несбыточные мечтания. Вы боитесь борьбы, страшитесь схватки с царизмом, трепещете при слове «революция». Нам же, рабочим, которых калечат на заводах и фабриках, молодыми сводят в могилы непосильным четырнадцатичасовым трудом, держат в рабстве и нищете — нам уже ничего не страшно! Мы готовы к борьбе! И будем бороться. Если интеллигенты не образумятся и не поймут, что без рабочих им не обойтись, мы будем сами бороться за свои права. Объединимся в рабочие союзы. Нам некогда заниматься «началами всех начал». Нас ждут не мечты, а земные дела. За наше место под солнцем!
Степан передохнул и, вынув из кармана несколько листиков клетчатой бумаги, исписанных четким почерком, оглядел собравшихся.
— Друзья! У меня в руках речь рабочего-революционера, слесаря и ткача Петра Алексеева. Она была произнесена на недавно закончившемся в Петербурге процессе пятидесяти революционеров-москвичей. В этой речи выражены чувства рабочих людей. Она звучит как приговор существующему строю и как пророчество. Осужденный на десять лет каторги Петр Алексеев бросил в лицо судьям-палачам гневные слова от лица всех рабочих России. А наш уважаемый оратор ни словом не обмолвился ни об этом процессе, где судили наших товарищей по борьбе, ни о замечательной речи Алексеева. Сейчас уже поздно, и все устали. Но в следующий раз мы обязательно обсудим эту речь.
— Сейчас! Сейчас почитай! — послышались просьбы.
— Ладно. Прочитаю. Самый конец.
Халтурин откашлялся и, вскинув голову, начал читать неторопливо, чтобы слышали каждое слово:
«…Если мы вынуждены просить… повышения заниженной заработной платы, нас обвиняют в стачке и ссылают в Сибирь — значит, мы крепостные! Если мы… вынуждены требовать расчета вследствие притеснения, нас приневоливают продолжать работу… или ссылают в дальние края — значит, мы крепостные!.. Если первый встречный квартальный бьет нам в зубы кулаком — значит, мы крепостные!..
Русскому рабочему народу остается только надеяться самим на себя и не от кого ожидать помощи, кроме от одной нашей интеллигентной молодежи…
Она одна братски протянула нам руку… И она одна неразлучно пойдет с нами до тех пор, пока поднимется мускулистая рука миллионов рабочего люда… и ярмо деспотизма, огражденное солдатскими штыками, разлетится в прах!»
— Правильно! Правильно! — приглушенно закричали рабочие и дружно окружили Степана.
Степан жил на той же квартире, но перешел в маленькую отдельную комнату. Дружбу с Креслиным и Пуховым поддерживал.