Казнен неопознанным… Повесть о Степане Халтурине
Шрифт:
Степан задумался. Он сделал то, ради чего приезжал в Нижний, и, казалось бы, мог теперь распорядиться собой. Однако создание рабочего союза только начиналось, и он чувствовал, что не имел права участвовать в рискованных делах. Но и отказать товарищам по борьбе в спасении осужденных на каторгу он не мог. Его бы сочли трусом. А она, Анна Васильевна? Что бы подумала она?
— Вы связаны каким-то другим делом? — спросил Морозов.
— Нет. Свои дела я уже окончил, — твердо сказал
— Браво! — крикнул Морозов. — От Халтурина и нельзя было ждать другого ответа.
— Тогда, друзья, мы должны обсудить со Степаном Николаичем наш план.
— А я бы предложил немного подкрепиться и выпить чаю, — сказал хозяин, — Анна Васильевна и Степан Николаевич, видимо, прямо с завода.
— Это верно, — поддержала Якимова. — Я голодна.
— Тогда прошу всех в столовую! — пригласил хозяин.
9
План нападения на конвойных был хорош своей внезапностью. Мгновенные действия должны были ошеломить конвойных и обеспечить успех дела.
Договорились, что Степану не следует являться на завод, чтоб не подвергать риску себя и задуманное дело, а после побега товарищей — скрыться вместе с ними.
Якимова же должна была прийти на работу как обычно и проследить, какие шаги против Степана предпримет начальство. Если ее спросят, она должна будет сказать, что видела этого человека впервые.
Договорились, что Степан отвезет Анну Васильевну на извозчике в Сормово и сам останется там. В случае прибытия осужденных его должен будет известить Поддубенский.
Когда прощались, Морозов подал Степану револьвер:
— Возьмите на всякий случай. Поедете ночью — мало ли что… Да и вообще — штука полезная.
— Спасибо! Буду привыкать…
На улице было темно.
— Можно, Анна Васильевна, я возьму вас под руку? — смущенно спросил Степан.
— Да, конечно… я боюсь оступиться.
К площади, где стояли извозчики, шли неторопливо. Степан был счастлив, что, наконец, шел рядом с той девушкой, о которой когда-то грезил. Сердце вдруг заявило о себе. В голосе, во всех движениях его сквозила радость.
— Вы помните, Анна Васильевна, Орлов? Старые липы и обрыв над рекой?
— Да, да. Неужели это были вы? Такой юный, в вышитой рубашке?..
— Да… Мне хотелось с вами заговорить, но я боялся и не умел…
— Я учительствовала в селе Камешницком.
— Знаю, это недалеко…
— А когда меня везли жандармы — вы испугались?
— Нет! Я готов был гнаться за ними… Я потом искал вас в Вятке и здесь, в Нижнем… и вдруг увидел на суде, в Питере.
— Да, да. Я вас узнала… Меня же выпустили. Я жила в Петербурге… Потом поехала домой и оттуда — в Тверь.
— И были
— Нет. С двумя подругами под видом богомолок дошла пешком до Нижнего и поступила чернорабочей на завод.
— Зачем же так?
— Хотела узнать, как живут простые люди.
— Натерпелись, наверное?
— Да, было всего…
— Эй, извозчик! — закричал Степан, увидев проезжавшую мимо коляску.
— Куда изволите?
— В Сормово!
— Целковый дадите?
— Ладно. Только побыстрей.
— Слушаюсь, ваше степенство! Садитесь! Халтурин помог Якимовой сесть. Вскочил сам.
— Но, но! Пошел… — крикнул извозчик.
Мягко покачиваясь в рессорной коляске, Степан и Анна Васильевна опять заговорили о Вятке, об общих знакомых.
Из-за туч показалась луна, осветила матовым светом сонную гладь Волги, далекие луга и леса.
— Смотрите, — как у нас, на Вятке, — шепотом сказал Степан.
— Да, хороши наши места, — задумчиво согласилась Якимова, — но, видно, мы простились с ними навсегда…
Степан вздохнул.
— А вы долго еще проживете в Нижнем?
— Не знаю… Вот сделаем дело — может, сразу же уеду.
— Куда? В Питер?
— Конечно.
Степан помолчал. Не знал, о чем говорить.
— А вы, Степан Николаич?
— Я тоже в Питер. Там ждут друзья. Рабочие должны готовиться к большим боям.
— Разве только рабочие?
— Рабочие пуще всего. Им труднее живется.
— А у вас здесь среди рабочих есть друзья?
— Есть, — Степан перешел на шепот. — Знаете Хохлова в вагонной?
— Знаю.
— Это верный парень. Если что захотите передать мне — скажите ему.
— Хорошо.
— Ну вот и Сормово. Куда прикажете? — спросил извозчик.
— Теперь дойдем. Тут рядом, — сказала Анна Васильевна.
Степан отпустил извозчика…
У ветхого, вросшего в землю домика остановились.
— Вот я и дома.
Степан сжал в своей большой руке маленькую прохладную девичью руку.
— До свиданья, Анна Васильевна! Если мастер еще что вздумает — дайте мне знать.
— Прощайте, мой милый рыцарь! — улыбнулась Анна Васильевна и скрылась в сенях…
Днем, когда Степан, сидя у зеркала, подстригал свою бородку, появился Поддубенский.
— Что, уже пора? — протягивая ему руку, спросил Степан.
— Запоздали мы, Степан Николаич. Оказалось, что арестованных провезли через Нижний две недели назад.
— Что вы? Как же?
— Не знаю… А что у вас?
В стекло стукнулся комочек глины. Степан выглянул и, увидев Хохлова, поманил его во двор.
Тот вошел, пугливо озираясь. Степан вышел к нему.
— Ты что пришел, Семен?