Keep Coming
Шрифт:
Так неожиданно, что она даже не сопротивляется. Старается не замечать, с каким удовольствием ощущает новое прикосновение к нему. Она первая углубляет поцелуй. Жадно и требовательно. Это определённо становилось ненормальным. Он прикусывает её нижнюю губу, но она не чувствует ни боли, ни самого укуса.
– Господи, Тринкет, - рычит он, разрывая поцелуй.
– Что на это скажет твой ушлепок с приёма?
– Пошёл к чёрту, - шепчет Эффи, но вызова в голосе нет и подавно. Потому что в голове вспыхнула новая страшная мысль - она не чувствует боли. И потому что он всё ещё очень близко.
Дверь
Сегодня он вымотан больше чем обычно. Куда больше?
Эбернети осторожно выпустил Эффи из объятий, а она отходит на шаг. Получается как-то комично, и ученый ухмыляется, скептично осматривая Тринкет.
Реддл размыкает сжатые челюсти и говорит спокойно, обращаясь конкретно к Эбернети:
– Хэвенсби ожидает внизу. Лучше поторопиться.
Хеймитч с недоверием осмотрел мужчину, затем хмыкнул, но вышел из комнатки, вспоминая, что Хэвенсби действительно нужно было поговорить с ним.
Логан прошествовал по лаборатории и устало опустился в кресло, на секунду закрывая глаза. Забывая, что Тринкет всё ещё стоит посередине лаборатории и смотрит на него. Открыто рассматривает.
Мужчина с густыми волосами. Русые, будто выгоревшие под жаром солнца. Тёмные ровные брови и тёмные ресницы, правильный нос и неаккуратная щетина на худых щеках, достающая до коротких бакенбард. Несмотря на шальной огонь в глазах, это лицо нельзя назвать лицом преступника.
– И что Вас так привлекает в Эбернети?
– резко заговорил Реддл, не раскрывая глаз.
– Дайте угадаю - образ вечно страдающего мужчины, эта боль в глазах… Или же холодная неприступность, он ведь держит Вас на расстоянии вытянутой руки?
– Почему Вы так со мной разговариваете?
– она задохнулась от возмущения.
Логан резко вскочил на ноги, пересек комнатку и остановился в пару сантиметрах от неё, нависая над рабочим столом. Несколько бумаг упало на пол, несколько полетело в мусорное ведро. Он выглядел крайне разочарованным.
Тяжелый выдох, и он с осуждением смотрит на клочок бумаги с нужной формулой. Развернулся на пятках, почти сталкиваясь с Эффи.
– Посмотрите на меня в профиль, - он повернул голову, усмехаясь.
– Что отличает меня от Эбернети? Ничего в голову не приходит?
Эффи сделала шаг назад. Осторожно. Чтобы стало легче дышать.
– Что-то случилось?
Этот вопрос не был из разряда вежливых или вопросом из страха. Она спрашивает, потому что, может быть, что-то произошло. Что-то, о чём ей стоило бы знать. Он всегда срывался на капитолийцах, когда что-то шло не по плану. И его раздражение должно было быть оправданным. Как и всегда. Поэтому она спрашивает: не случилось ли чего-то ужасного? Стараясь изо всех сил не представлять так и вышедших из комы людей.
Логан качает головой, делая шаг навстречу. Почти касаясь подбородком её головы.
–
– Она очнулась?
– её глаза вспыхнули огнем.
Девушка выбежала из комнаты. Вверх по лестнице. Направо. Пересекла коридор. И вот она - самая тяжелая дверь в здании, открыть которую так непросто. Несколько секунд она думает о том, что всё ещё спит, и что, если это и правда сон, тогда она хотела бы досмотреть его до конца. Эффи осторожно открывает дверь, чтобы увидеть зеленые волосы и сияющую улыбку на лице.
***
Плутарх ждал на улице. Погода необратимо портилась. Приход осени с крайне паршивым настроением. Эбернети вышел из здания, втягивая носом свежий, довольно холодный, не прогретый воздух. Тело почти сразу покрылось мурашками.
Найдя зажигалку в пачке, Хеймитч аккуратно вытягивает ее и сигарету одним движением. Зажав фильтр губами, мужчина щелкает зажигалкой и прикуривает. Делая первую затяжку. Он вспоминает Логана неприятными эпитетами. Он почти не слушает монолог Хэвенсби, пропуская половину сказанного. Всё, что хочет ему сообщить Плутарх, он уже давно слышал. Слышал и прокручивал в голове не один раз. Пытаясь понять, что именно его тут удерживает. Он представил Тринкет, но почему-то не смог вспомнить её улыбки. Ему казалось это чертовски неправильным. Хеймитч снова затянулся, откладывая эту мысль подальше, на потом, возвращаясь к Плутарху. Он рассказывал о новеньком с синдромом.
– … все мы понимаем, что он может не вернуться из «осознанной комы»…
Чёртов Хэвенсби прав. Это не намёк. Они все дохнут, даже самые крепкие ребята. И это блять гребанное чудо, что Октавия очнулась.
– Это мой человек, Хеймитч. Из моей группы. Даю тебе три секунды на разгадку какого рода приказ он выполнял?
– Послал его следить за кем-то, и малыш не справился?
– Это было слишком рискованно, но я не думал, что Логан станет действовать открыто.
– И ты уверен, что это именно он, - Эбернети сделал очередную затяжку, втягивая нужный дым глубоко в лёгкие, чтобы уничтожить остатки сладкого цветочного аромата.
– Всех других мы казнили. И формула вакцины только у него. Я думаю, он меняет её состав. Это не может быть кто-то ещё, - Плутарх нервничал. Это был ужасный знак.
– Я хочу, чтобы ты остался. Не знаю как, но это точно связано с Эффи. Она ему нужна.
– Поэтому, она сейчас там, с ним. Наедине.
– Он не злился. Нет. Он почти ничего не чувствует. Кроме жгучей ненависти, закипавшей глубоко под рёбрами.
– Он ничего не сделает ей. Не сейчас. Хеймитч, мне нужна твоя помощь.
Когда было иначе?
– Есть у меня пару идей, - он выбрасывает окурок на тротуар, попадая прямо в центр огромной лужи.
– Тогда ты знаешь, как это будет.
Посадите тигра в клетку, и он разнесет её на части. Вот как это будет. От мыслей становится не по себе. И он так же небрежно мысленно задвигает огромный ящик со списком необдуманных мыслей. На чудное время, когда он всё-таки выспаться.