Кекс в большом городе
Шрифт:
Олечка сдвинула брови, на лице ее возникло выражение сначала недоумения, потом задумчивости, в конце концов она потерла кулачками глаза и неожиданно спросила:
– Ты ведь меня не выгонишь, если я кое в чем признаюсь?
– Нет, конечно, а что произошло? – насторожилась я.
Оля шмыгнула носом.
– Понимаешь, я дебилка.
– Не говори чушь!
– Правда, так маме сказали.
– Кто?
– Ну… доктор специальный, по психам.
– Тебя водили к психиатру?
– Вроде по-другому тетка называлась.
– Психолог?
– Ну не, такое
– Дефектолог?
– Вау, точно.
– С какого рожна твоя мама решилась на подобный шаг?
Олечка пожала плечами.
– Я ж при ней постоянно моталась, в школу не ходила, да и где учиться? По разным поселкам мамочка ездила. Вот один раз она работала у тетеньки, Веры Петровны, та этим дефырктологом служила. Стала ко мне приматываться, ну типа, посчитай до десяти или прочти стишок. Я ее боялась прям до трясучки! И ведь знала, как сказать, ну там, раз-два-три-четыре-пять, только у Веры Петровны лицо словно у крысы, нос длинный, глазки такие шныристые. Она в меня их уставит, весь ум исчезает, прямо беда! Стою кастрюлей, ничегошеньки не говорю.
– Понимаю, – сочувственно кивнула я, – у нас в школе такая русичка была, Раиса Ивановна. Вечно она меня шпыняла, подойдет и заведет: «Тараканова сейчас в диктанте ошибок насажает». И точно! Сама не пойму, почему пишу «пажар», и ведь хорошо знаю, что он «пожар».
Олечка скривилась:
– Во и со мной так! Вера Петровна потом маме сказала: «Ребенок запущенный, умственно отсталый, дебил, надо его в специнтернат сдать!»
– Вот сволочь! – воскликнула я.
Оля кивнула:
– Может, и так! А может, правда. Я лишь читать научилась, пишу очень плохо, считать вообще не могу, пыталась таблицу умножения освоить, но не получилось.
– Не беда, с тобой просто правильно не занимались.
– Ну… не знаю. И еще, я мигом имена и фамилии забываю, любые. Некоторое время помню, потом, бах, вылетело напрочь. Вот ты сейчас про Квашню спрашиваешь, а я в непонятках. Девушку помню, она ненамного меня старше, а может, и одногодка, лицо, волосы, одежду опишу точно, а имя вылетело вон. У меня еще одна особенность есть, дебильская: если чего плохое случилось, мигом про это позабуду – ну, к примеру, сломаю вечером руку, ночь просплю, утром увижу гипс и начну мучиться: откуда он? Во какая я кретинка!
– Ты забыла фамилию Квашня?
– Ага.
– И название местечка Буркино, вкупе с именами «Лера» и «Анастасия».
– Извини, пожалуйста, – прошептала Оля, ее большие глаза начали наливаться слезами, – ваще вылетело из головы, про все! Вот сейчас ты напомнила, я живо в памяти воскресила события, но имя! Прости! Может, и Квашня, если ты утверждаешь, что я такое называла, то, значит, правильно! А зачем тебе девочка, которая убежала?
Глава 21
Я спокойно улыбнулась и погладила Олю по голове. Рассказ ребенка не кажется ни удивительным, ни странным. Стихийно превратившись в писательницу Арину Виолову, я накупила всяких умных книжек и справочников, которые пришлось изучить, дабы не попасть впросак. Ну согласитесь,
Эффект забывания неприятностей известен психологам давно, в научной литературе описано много случаев, когда люди, оказавшись в катастрофе или став жертвой преступления, вытесняли из головы все воспоминания об ужасном происшествии. Мозг пытается сохранить личность и включает защитные системы. Известно мне и о так называемых «необучаемых» детях. Вы даже не представляете себе, какое на свете количество людей, не способных научиться читать. И это не значит, что они идиоты. Кое-кто из звезд Голливуда слоги в слова складывать так и не научился, зато стал замечательным актером. Вполне вероятно, что встречаются и индивидуумы, не способные к восприятию цифр, и Олечка одна из них. Хотя я не уверена, что в данном случае речь идет о патологии, просто девочку никто не развивал, вот она и не приобрела необходимых навыков. Кстати, речь у Оли совершенно нормальная, даже, можно сказать, интеллигентная. Иногда она, правда, начинает употреблять сленговые слова, но в общем говорит намного лучше Кристи, которая постоянно восклицает: «Понтово! Шоколадно! Отстойно! Суперски! Гонялово!»
Мне не кажется странным, что ребенок, живущий при стройке, изъясняется литературным языком. Олечка сталкивалась не только с рабочими, но и с хозяевами, и, похоже, последние оказали на нее сильное влияние, девочка, как губка, впитывает в себя хорошее, отбрасывая плохое. Никакая она не дебилка. К сожалению, дефектологи, подобные Вере Петровне, частое явление, они калечат детей, навешивают на них ярлыки «дурак», «идиот», «хулиган». Олечка сумеет выправиться, надо лишь помочь ей, не развивать комплекс неполноценности.
– По поводу памяти не переживай, – бодро воскликнула я, – наша Кристина постоянно все путает, теряет ключи, оставляет дома тетради. А насчет той девочки, Леры Квашни… Подумай, может, связаться с ее бабушкой и подать вместе на Абдуллу в суд?
– Ой-ой, – замахала руками Оля, – вот уж дурацкая идея. С богатыми лучше не связываться! У него адвокатов небось армия! Вилка! Придет же такое в голову! Теперь, даже если я и вспомню точный адрес Леры, не скажу тебе, а то ты беду устроишь. Когда твой муж возвращается?
– Думаю, дней через десять.
– А он мне поможет?
– Не сомневайся, ложись спать.
Оля громко зевнула.
– Верно, что-то меня сморило!
Ночью мне захотелось пить, толком не проснувшись, я пошарила рукой по тумбочке и, не обнаружив там воды, потрусила на кухню. По коридору прошлепала с закрытыми глазами и, оказавшись у холодильника, свет зажигать не стала, сквозь стекло незанавешенного окна светила огромная, неправдоподобно желтая луна. Пару секунд я, словно загипнотизированная, любовалась спутником Земли, потом, сбросив оцепенение, зевая, взяла бутылку, откупорила пробку…