Кем был Гитлер в действительности
Шрифт:
К. Бахман: Нацисты открыли театры для рабочих только после того, как с их сцены были изгнаны прогрессивные драматурги, а неугодные нацистам режиссеры были вынуждены покинуть Германию. Они открыли для них выставки только тогда, когда прогрессивная живопись была устранена как «выродившееся искусство». Они дали возможность читать книги только тогда, когда произведения прогрессивных писателей были сожжены на кострах.
В. Реккерт: В фильме Феста неизменно показываются ликующие толпы народа.
К. Бахман: Поначалу так оно и было, ибо многие попались на удочку Гитлера с ее приманкой туманного «антикапитализма»
Особенно это касается средних слоев в городах и селах: их жестоко задел кризис. Но и часть рабочего класса тоже оказалась затронутой им.
«ЛУЧШЕЕ» С ГЕББЕЛЬСОВСКОЙ КУХНИ ЛЖИ
В. Реккерт: Нужно также пролить свет на то, как показывали Гитлера в кинофильмах и киножурналах.
К. Бахман: В третьем рейхе особенно строжайшей цензуре подвергался кинематограф. Основа показанного о Гитлере в фильме Феста — это с особой тщательностью отобранный материал, «лучшее» из того, что отсняли нацистские агитаторы и кинодельцы и что потом отобрали геббельсовские спецы как наиболее подходящее для их фашистских целей.
В. Реккерт: Словом, трижды профильтрованный образ Гитлера: сначала фашистскими кинодельцами, затем министерством Геббельса и, наконец, Фестом.
К. Бахман: И вот итог: история третьего рейха персонифицирована как результат деятельности Гитлера, представленного в качестве великой личности, за которой безропотно идут массы. Это была действенная нацистская реклама, которая показывала желательный для «фюрера» фасад, а не то, что за кулисами, не зверскую, террористическую сторону нацизма, не его бесчеловечную, антигуманную сущность, не тех, кто им пользовался и «заказывал музыку»,— не монополистическую буржуазию.
«Лучшее» с геббельсовской кухни лжи ныне получает от комиссии по контролю фильмов оценку «особо ценный». Все это называют документальным материалом, пригодным для молодежи в качестве «убедительного» учебного пособия. Этот «документальный» источник не показывает жестокое подавление рабочего движения, фильм оставляет за кадром те массы, которые не приветствовали фюрера возгласами ликования. Те десятки тысяч заключенных, которые противились террору СА и СС, гестапо и фашистской юстиции, которые оказывали сопротивление государству, где царило бесправие, их-то и не видно. Точно так же скрыта связь между Гитлером и монополистами. Такая фальсификация, искажающая всю историческую действительность, помогает сегодня фашизму и неофашизму предстать в респектабельном виде.
В. Реккерт: Однако вернемся еще раз к причинам того, почему нацисты располагали массовой базой.
X. Бахман: То, что, между прочим, создавало Гитлеру популярность с 1935 по 1938 г.,— это роль «национального освободителя», который смог достичь поставленной цели без единого выстрела.
Вермахт вступил в Рейнскую область. Саар «возвратился в рейх». Англия согласилась на то, чтобы Гитлер имел свой военно-морской флот. Затем последовала оккупация и аншлюс Австрии. После позорного Мюнхенского договора с Англией и Францией последовало отторжение Судетской области и вслед за этим ликвидация Чехословакии как государства.
Так Гитлер предстал в ореоле того, кто разорвал «цепи Версаля», о чем неизменно и помпезно вещ-зла нацистская демагогия,— того, кто в мирные дни «исправил» результаты первой мировой войны без помех со стороны западных держав и
АНТИФАШИСТСКОЕ ССПРОТИВЛЕ* НИЕ И КПГ
В. Реккерт: Были, как уже отмечалось, не только ликующие людские толпы. Были и такие, кто уже в начале 30-х годов понял правильность лозунга КПГ: «Кто голосует за Гинденбурга — тот голосует за Гитлера, кто голосует за Гитлера — тот голосует за войну». Они не поддались дурману социальной и националистической демагогии нацистов. Были и такие, кто вскоре после захвата Гитлером власти заметил, что между обещаниями и делами существовал огромный разрыв, и такие, кто в течение предвоенного периода и особенно во время войны распознали преступность нацистского режима и не остались пассивными.
К. Бахман: Нацистское господство — это не только сцены ликования в киножурналах, это и широко распространенная гестаповская слежка и надзор. Это деятельность «кровавых» нацистских судей. Это переполненные тюрьмы и система превентивных арестов, на основе которой людей без суда и следствия бросали в концентрационные лагеря. Но нацизм — это также и сопротивление тех коммунистов, социал-демократов, католиков и других демократов, которые так или иначе боролись за свержение Гитлера.
Только за девять месяцев в 1938/39 г.— указывалось в гестаповской сводке — арестовано 5606 антифашистов, в числе которых было 3212 коммунистов, 498 социал-демократов, 49 членов социалистической рабочей партии и 1847 других противников Гитлера... Это показывает не только размеры террора за короткий отрезок времени, но и размах сопротивления против фашизма. Несмотря на аресты и убийство десятков тысяч коммунистов (в 1939 г. 60% опытных кадров КПГ находились в тюрьмах или были убиты), нацистам оказалось не под силу разгромить Коммунистическую партию Германии. Компартия ни на минуту не прекращала борьбу за демократическую Германию, против гитлеровского фашизма. Если отдельные партийные организации и были разгромлены, тем не менее они возрождались вновь и вновь несмотря на то, что условия для их деятельности были черезвычайно сложными и суровыми. Поэтому у немецкого рабочего движения после второй мировой войны была — пусть и ослабленная в численном отношении — испытанная революционная партия с большим опытом борьбы за жизненные интересы и будущее нашего народа.
Из речи Германа Геринга на общем собрании Померанского землячества 17.111.1933 г.: '
«Правительство национальной концентрации железной рукой приведет в необходимую для процветания немецкого народа гармонию противоречивые интересы отдельных слоев народа, искусственно раздутые за последние 14 лет. Если предыдущий оратор сказал, что марксизм не должен вернуться, то я хочу сказать одно: он не только не вернется, мы его искореним! Я буду этих тварей бить по голове до тех пор, пока не прикончу их! Эта чума будет не только искоренена, мы даже само слово марксизм выдерем из всех книжек. Через пятьдесят лет ни один человек в Германии вообще не будет больше знать, что означает это слово».