Кембрия. Трилогия
Шрифт:
Когда варвар бросился в атаку, с земли, подброшенный ударом ноги, взлетел его меч. Схваченный сидой обеими руками за лезвие, так что длина оказалась как у доброго римского гладиуса, коснулся кожи хозяина между нащечником шлема и кольчугой, оставив кровоточащую царапину.
– Прыжок лосося! – Кейр, держа лук наготове, даже кулаком по стене стукнуть не мог, но уж кричать‑то ему ничто не мешало. – Прыжок лосося!
Сам он легендарного приема не видел. Да и никто, кроме соратников богатыря, точно не знал, как знаменитый прием "прыжок лосося" исполнял Кухулин. Метнуть ногой из‑под воды копье на половину стадия? Невозможно. А вот себе в руку… Вполне вероятно, что вдаль отправлял внезапно
Когда Немайн отбросила палку и взялась за настоящее оружие, это был миг восторга. Высший миг. Потом произошло странное – сида почему‑то не стала уворачиваться от удара щитом, напротив, метнулась навстречу. И, отброшенная, замерла – кочка на поле, не человек. Вздох изумления и боли пронесся по стенам города. Неужели убита? Так не могло, не должно было быть! Победитель богини между тем потрогал шею. Долго смотрел на ладонь. Вокруг столпились его люди. Варвар как‑то лениво влез в кольчугу, напялил героический шлем и двинулся прочь, откуда пришел.
Немайн все‑таки что‑то сделала с варварами! Какое‑то сидовское колдовство, в котором, как уверяла, была полным ничтожеством. И вот поредевшая армия налетчиков, съежившаяся до банды, понуро уходила от Кер‑Мирддина, не требуя денег и не зажигая предместье.
Норманны признали в девице оборотня. Такое «колдовство» обычаями хольмганга дозволялось, в праве поединка берсерку никто отказать не мог. Почему должно было лишать его росомаху? Кровь на шее дружина заметила сразу, и вождь еще торжествовал, когда ему указали на ошибку. Потом, когда велел уходить, ворчали, но понимали. В сознании была ушастая или нет, насколько покалечена – дело десятое, главное – осталась на перекрестке, и пустила первую кровь. По обычаю, это победа. В другое время можно бы и оспорить результат, но вождь не мог вести себя неблагородно – после того, как его победили, лишь обозначив смертельный удар. Это получалось бы настолько против чести, что род оказался бы замаран на поколения. И викинги ушли. Неторопливо, собрав легких раненых, и добив тяжелых.
Неспешность вышла им боком. Не прошло и часа, Кейр услышал далекие крики фанфар: королевская кавалерия шла в бой. И не нужно было видеть поля боя, чтобы определить, что на нем происходит. Сигнал, знаменосец под знаменем с драконом вылетает вперед, рыцари короля Гулидиена натягивают луки, мчатся мимо сбивших строй врагов, стреляют, отворачивают прочь. На тетивы ложатся новые стрелы. Кантабрийский круг: ливень стрел, неудобная цель. Круглые щиты варваров, удобные в рукопашной и при абордаже, не позволяют поймать все стрелы. Норманны уходили к болоту, щерясь копьями, огрызаясь из собственных луков. Удивительно точно. Ржали раненые лошади, валились из седел бездоспешные всадники, но шестикратный перевес сказывается быстро. Погиб один рыцарь… и десять лошадей. Да и немногих раненых валлийцев была надежда выходить.
Норманнам большинство попаданий пришлось в ноги, так что отобрать пару раненых для допроса труда не составило. Прочих раненых разъяренные потерями валлийцы докололи копьями, сверху вниз, как Георгий змея. Гордясь победой, под фанфары двинулись к городу.
Когда победители поравнялись с предместьями, западные ворота распахнулись, и ополчение хлынуло наружу: собирать трофеи и убирать тела. Тогда Кейр оставил пост и метнулся к дверям, но было поздно. Брат Марк успел первым. Всего несколько слов, и король решительно кивнул.
– Верно. Господа, пленных у нас достаточно, варваров, если кто жив, добить. А женщину из холмов – в железа!
– Посеребренные, – уточнил монах.
– А где их взять?
– Тогда сразу забить камнями.
Гулидиен бросил взгляд на фигурку – сиды? Богини? Ведьмы? Той, с которой он старательно
– В моей стране, брат Марк, без следствия не казнят никого. Запомни это. К тому же речь вообще не может идти о казни. Только о церковном наказании. Поскольку, даже если названная тобой ведьмой и колдовала, то не во вред добрым христианам.
В течение суток Немайн представляла собой дышащий труп. Куклу. А вокруг происходило интересное. Но пересказали не все. А то, что пересказали, изложили в дюжине вариантов. Клирику более всего понравилась история, рассказанная Брианой. Которая начиналась с довольно неаппетитных медицинских подробностей. Военные забавы – страда врача. Амвросию Аркиатру работы досталось больше всех. Шесть ампутаций. Очистка ран, бесконечные швы. А на сладкое – вскрытия. Если бы не печаль по убитым и покалеченным соседям, врач был бы счастлив. Давненько не выпадало такой практики! В конце концов, подобное упражнение на долю средневековых врачей выпадало нечасто. Добрых христиан, даже после смерти, расчленять было нельзя. Преступников карали даже не трибуналы, а короли единолично, их‑то было не меньше на душу, чем судей в будущие века. Отрубание же головы с натыканием на пику для всеобщего обозрения делало констатацию смерти ненужным фарсом, и врачу о казни попросту не сообщали. Но язычники‑разбойники, которые сами пришли… Подарок, да и только!
Бриана вызвалась помогать. Заявила, что собирается быть военным врачом и должна привыкать к виду внутренностей и крови. Отец сперва ее прогнал. А после позвал обратно и извинился. Вспомнил, что других учеников у него пока нет. Так пусть уж дочь и хирургию осваивает… И остался доволен. Бриана – тоже. По крайней мере, тем, что в обморок ни разу не грохнулась.
Когда солнечный свет окончательно угас и копаться в мертвом пришлось в адских отсветах факелов, раздались вопли волынки. Бриана, которой стало скучно, с радостью утерла руки и отправилась разузнать, в чем дело. Просто так среди ночи на волынке не играют. Уж больно штраф большой.
Дэффид и Глэдис Вилис‑Кэдман явились пополуночи к королевским дверям в восьми вооруженных до зубов лицах, завернутых в пледы одинаковой расцветки. Алые льняные рубахи, белые штаны – парадный наряд камбрийских воинов. Впрочем, огонь факелов залил их одной краской. Воротная стража, что примечательно, пропустила щетинящуюся копьями процессию в город без разговора. В руках у одного из воинов была волынка.
Дэффид отмахнул, и волынщик затянул пронзительную мелодию "Знамя на плечах". Если же о мелодии для камбрийской волынки говорят, что она пронзительна – значит, свиньи, когда их режут, визжат тише и мелодичнее. Так что появление через две минуты на крыльце деревянного дворца самого короля Гулидиена было триумфом выдержки. При короле, само собой, имелось полдюжины рыцарей. Со сна. То есть – без кольчуг, в одних рубахах, зато с луками в руках и мечами на бедрах.
– Ну и чего тебе надо, Дэффид? – спросил король, ковыряя оглохшие уши. – Я уважаю тебя и твой клан, при отце вы славно повоевали… Ты знаешь, что я тебя всегда выслушаю. И зачем вот так, среди ночи? Что за дело не терпит до утра?
Вокруг понемногу собиралась толпа. Волынка означала вызов. А то и мятеж. После боя с норманнами городу было не до праздного любопытства, зато ополчение поднялось на ноги почти все. Люди становились поодаль – за Дэффидом и его отрядом. И получались как бы против короля.