Кембрия. Трилогия
Шрифт:
Сида долго мучила арфу, перевела на нее свой посох и две рубашки – но звук изменился. Немайн придирчиво щипала струны – не играла мелодию, извлекала отдельные звуки и внимательно к ним прислушивалась.
Временами дергала две струны – по очереди, быстро. Иногда сливались в гармонии. Чаще противостояли в диссонансе. И сида принималась что‑то поправлять в своей конструкции.
Шелковинки притаились по углам. Эйлет их не видела, но знала – попрятались фэйри к утру, когда Немайн оставила арфу, и взялась за бумагу. А до того слушали. Тихо‑тихо. Не каждый день в доме играет музыка. И совсем никогда не играет для них – а ведь фэйри любят музыку больше всего на свете. Оказывается, не только молоком можно
У кельтских мальчишек, порок, именуемый любопытством, проявляется в крайней, совершенно неодолимой форме. Потому Тристан не спал. Несмотря на то, что выспаться перед длинным и интересным завтра стоило. Весь день, со звенящей комариной рани, он провел на ногах. Учитель, впрочем, встала раньше. Одевалась. Тристан не жалел об опоздании – все равно сестры не пустили бы. Главное, успел раньше стражников. Вместе с Глэдис и Дэффидом придирчиво рассматривал Немайн. Совсем не похожую на человека. Смазанные бараньим жиром волосы плотно прилегли к голове, фибула золотым клещом впилась в пелерину она отброшена за плечи – а значит, руки открыты. Левая – на перевязи. На Немайн два верхних платья – нижнее не влезло поверх повязки. Оттого видно подол рубашки – простой, белый, невышитый. Широкий правый рукав сцеплен булавкой – чтобы не оголять руку далее запястья, леди неприлично.
Сида нервничала. Старалась не показывать. Только поминутно прикладывала наружную сторону правой ладони к щеке. Как будто боялась, что кольцо со среднего пальца – алый камень зачем‑то замазан воском – вдруг исчезло. Вид у нее при этом становился нежный и удивительно беззащитный. Поймав взгляд Тристана, Учитель кривовато улыбнулась.
– Бывают пути, на которые встать легко, да потом цена дорогой окажется, – сообщила назидательно. – Вот и держишь на крайний случай. А соблазн‑то остается… Ничего. У хорошего барсука по три норы, в норе по три отнорка, у отнорка по трижды три выхода. Сколько всего?
Пришлось подумать.– Восемьдесят один.
– Выходит, я плохой барсук. У меня меньше! А плохой барсук и в мешке может оказаться.
Эту забаву Тристан знал. Даже участвовать случалось. Когда гостил у родни в холмах. Барсуков фермеры ненавидели люто, как главных объедал. Мстили попавшимся люто. От жестокой игры‑казни пошли футбол, регби, поло и хоккей: "барсука в мешке" можно лупить как и чем угодно. Настоящим барсуком Тристану играть, не довелось, но и тряпичный сошел неплохо. Учителю Тристан такой судьбы не желал. С ней легко и весело. Не то чтобы сида стала последним светом в оконце – скорее наоборот, последней каплей. В чаше не гнева, а радости.
Немайн подперла здоровой рукой подбородок, взгляд уперся в узкое оконце. Тристан стал смотреть туда же. Пузырчатое стекло – валлийское, Немайн говорит, греки делают лучше – контуры людей превращало в бесформенные кляксы, и все‑таки отличить стражника от монаха надежда была. От того, кем окажется судебный пристав, зависело многое. Монах означал разбирательство по законам церкви. Стражник – юстинианов кодекс.
И вот торжественный и зловещий стук в ворота, медленно ползут в стороны створки… Стражник. Стражники. Пятно пурпурного пледа. Королевский рыцарь. Внутрь не входят, топчутся перед воротами. Дэффид уже во дворе… Он доволен и взволнован. Кажется, воскресают некоторые старые обычаи. Во всяком случае, легендарное правило, по которому всякий благородный человек, зашедший в заезжий дом, равен любому другому благородному человеку и не обязан никому ничем, рыцарь
– Леди Немайн верх Дэффид. Твой клан обещал, что ты явишься на церковный суд в последний день ярмарки. Срок пришел.
– Я готова, сэр.
До городских ворот римская дорога звенит под шпорами рыцаря, грохочут тяжелые подошвы стражников. Им‑то шпоры не положены, пехоте. Но подошвы у них тоже кожаные, не деревянные… Сколько же в Кер‑Миддине народу, оказывается! Стоят, смотрят. Ни особого сочувствия, ни злобы, ни опаски. Любопытство. Хотят слышать, как сида отбрешется. Учитель машинально сжимает в кулак здоровую руку. Все‑таки волнуется. А огоньки утреннего солнца прыгают по голове, просвечивают сквозь уши.
– Запомни, – говорит, – запомни. Люди – они люди, когда по одному. А когда вместе – они другое. Иногда – большее, часто – меньшее, но другое – всегда. Вот представь, что ты не идешь рядом со мной, а стоишь там, со всеми. Что ты чувствуешь? И как это отличается от твоего восприятия, когда ты идешь со мной?
Тристан замолчал, сосредоточился. Попытался представить себя – там, в толпе. А когда приготовил ответ каменная церковь, гордость города, уже нависла стрельчатым фасадом и распахнула массивные створки, приглашая в другой мир, такой же странный, как и загадочный мир сидов. Радостные лица ангелов и печальные – святых заливают витражным светом неф. А перед райским небом, вместо апостола Петра – фигура стражника.
– Молодой человек, сообразно юному возрасту, ты не можешь быть свидетелем.
Приходится смотреть в спину Учителя. Неделю назад Тристан придумал способ проникнуть внутрь. Достаточно объявить себя учеником сиды. Тот, кто учит, и тот, кто учится, отвечают наравне. Немайн вызнала. Запретила. И долго‑долго пересказывала историю ключника райских врат. О том, что отступить не всегда означает бросить, изменить. Иногда это единственный способ правильно исполнить долг. Даже трижды отрекшись от истины. Потом, годы спустя, Петр взойдет на крест. В ситуации, когда нужно стоять насмерть. Именно ему…
Тристан не единственный остался снаружи – формальный лабиллярный note 9 процесс не терпит широкой публичности. По человеку от гильдии, по человеку от клана, представитель короля – и хватит. И то скамьи забиты. Празднолюбопытствующие могут подождать снаружи. И избыток тяжело вооруженных родственников подсудимой – тоже… Да и не только родственников. Взять того же сэра Кэррадока: не только кольчугу напялил, чего обычно не делал, даже собираясь в бой, так еще помимо меча, булаву прицепил. И где ожидается сражение, в котором он может без меча остаться? Северные варвары, поступившие на службу к Немайн, тоже приперлись. Разговор – как камни на жерновах мелют. Время от времени ржут лошадьми. Тот, что побородатее, Харальд, заприметил Тристана.Note9
9
– Эй, – крикнул, – иди сюда, про морского змея расскажу. Как его убить.
В этом все норманны. Убить для них – правильное, достойное свершение. Касалось ли это чудовища или кого попроще. Учитель говорила, что на фоне англов норманны – вполне вменяемые люди. Только очень простые. Язычники. Их душа не интересует. А интересует пограбить. Пожрать. Выпить. И другое. Поскольку на слове «другое» сида запнулась и дернула ушами, Тристан понял соответственно. Не маленький. Впрочем, про змея было интересно. А про морские походы – еще интереснее. А уж про состязания бардов…