Кембрия. Трилогия

Коваленко Владимир Эдуардович

– Как раз технически бывают исполнения совершенно безупречные.

– Именно! Безупречные колоратурные изыски, заставляющие техникой разрывать чувство. И шутка тут вовсе не в том, что они приходятся на «фа» третьей октавы… Когда я слышу это стаккато внутри головы, я слышу в нем чувство. Вероятно, то самое, которое испытывал автор, когда переписывал и без того безупречную музыку… А там, – кивок в сторону сцены, – никакого чувства. Одна техника. А как должно быть, слышу только я. И ни одна певица!

– Не преувеличивайте. Как должно быть, слышат многие. Ну вот, например, я.

– Вам только кажется. Вы чувствуете, но не слышите. Большая разница.

– Нет, слышу! – Клирик ощутил странную дрожащую ярость. Аж дыханье сперло.

– Докажите.

– Как?

– Спойте эту арию. Так, как надо.

– Издеваетесь?

– Ничуть.

Поверьте, я еще ни разу не ошибся, определяя по разговорному голосу певческий. И прекрасно слышу, насколько сильно вы форсируете его вниз. Октавы на две, что совершенно изумительно! Но очень вредно. Да сами же отлично слышите, какие из горла вырываются кошмарные хрипы. Так же можно и связки повредить. Голос потерять. Как Карузо, как Каллас… Разговаривать – так не черт ли с нею, с болтовней – петь ведь не сможете! Немедленно расслабьте связки, я вас не выдам. Нашли кого бояться – старого мертвого венецианца.

– Как – мертвого? И скрывать мне нечего!

От изумления Клирик сбился на серебристый писк. И тут же заметил на руке – полупрозрачной эльфийской ручке – золотое кольцо с рубиновой печатью. И ощутил, как недовольно топорщатся на голове треугольные уши.

– Кто ж еще будет шататься по чужим снам, а? Ну призрак я, призрак. Вполне к вам благоволящий, поверьте. А угадать, чего вы боитесь… Я не слышал всего разговора, да и не понимаю я русского. Но слова "капризная примадонна" вполне доступны итальянцу, прожившему жизнь в Австрии. Как вы высекли этого агента… Он словно лимоны ел! И прячете голос… Соперниц изучаете, а?

Анна вела колесницу, приноравливаясь к скорости верховой колонны, когда сзади раздался тоненький звук, вроде синичьего свиста. Оглянулась. Сида сквозь сон тоненько простонала несколько раз, издавая все более высокие звуки. Потом шевельнулись губы… Анна не на шутку испугалась. Немайн, кажется, собиралась петь. Ей, конечно, снится кошмар. А что будет с остальными? Придется будить… Анна щелкнула хлыстом над ухом сиды.

– Что? – сида схватилась пальцами не зажившей до конца руки за баллисту, второй за посох. – Где стреляли?!

Ну точно. Принять щелчок хлыста за свист стрелы можно только с очень страшного сна. В котором луки или пращи стреляют с громким щелканьем.

– Нигде. Я тебя разбудила. Спи дальше. Только во сне не пой, пожалуйста…

И только когда Немайн снова задышала по‑сонному ровно, вспомнила историю с вороной. Ну и ладно – ждала неделю, и еще часок‑другой подождет.

Ферму Алана ап Милля злые фэйри не обошли стороной. За шесть десятков лет длинной по средневековым меркам жизни такой напасти еще не случалось – но ведь бывают и редкие события, которые не всякое поколение видит. И лучше бы нашествию нечисти в красном подождать, пока у Милля правнуки заматереют – но судьбе не прикажешь. Фэйри словно взбеленились. Пока, по счастью, никого не убили и не покалечили, скот не портили – зато воровали… Собственно, это поначалу они таились. Теперь, не скрываясь, рылись в амбарах. Спокойно выбирали – и забирали – глянувшуюся скотину все больше свиней. Воевать с ними смысла не было – от стрел негодяи наверняка заговорены, а добрая сталь, которая убьет кого хочешь, редко остается безымянной. За нечистью же явно стояла серьезная сила. Оставалось дать знать королю о творящемся непотребстве – что клан немедленно и сделал – и ждать помощи. Ожидание длилось больше двух недель, и кряжистые плечи Алана начали сгибаться под безнадежной тяжестью. И дело не в короле, на короля всегда была управа – но Гулидиен хороший король, и если он ничего не может придумать, дело действительно скверно.

К концу первой недели набегов Алан дошел до того, что купил у проезжего охранную грамоту от фэйри. Подписанную якобы самой Немайн. Не спасла. То ли не испугались фэйри богини, то ли читать не умели. Как сам хуторянин. А может, грамота была поддельная, и ловкий малый, взявший за нее аж две серебряные монеты, врал, что отпечаток пальца сиды подделать нельзя. Наверняка врал. Когда он обратился к знакомому мудрому человеку, тот важно пожевал губами, хотя по молодости и не должен бы, и заявил, что писана грамотка латинскими буквами по‑камбрийски. А Немайн все‑таки ирландка и скорее использовала бы огамические письмена. Да и не божеское это дело – закорючки рисовать. С нашествием фэйри

тоже помочь отказался. Сказал – не по силе. Не друид же, и не провидец, всего лишь сказитель‑филид. Ну лучший в клане. Но лучший филид все равно не друид. Человек, который знает – но не смеет. А грамотку выпрашивал для изучения. Алан не отдал – с филида ради заполучить диковинку и наврать с три короба станется. А вдруг грамотка настоящая? Для верности же решил принести в удачно близкий день почитания Неметоны жертву. По хорошему нужен был бык. А то и человек, если злые силы настроились забрать жизнь кого‑то из семьи. Они злые, но подслеповатые, и хороший друид умел сделать так, чтобы они поверили – тот, кто им досадил, умер. Для этого требовалась другая смерть, а представить одного человека другим проще, чем выдать за человека быка. Или тем более овцу. На это нужен великий маг. Как любой воин, Алан имел право на приношение по‑воински. Это было и плохо – жреческое сильнее, – и хорошо. Если барана в жертву закопать, мясо пропадет. А если зарезать и слить в воду кровь, только кровь и потеряется. Не так уж много за надежду. Ну и, конечно, на праздничной трапезе поставить перед Неметоной корзину яблок. Или слив? А лучше всего вперемешку…

Алан заглянул на южную половину дома. На него дружно зашипели. У женщин были сложности. Жданные и в тихие времена почти приятные. Женщины помогали двухлетней Майрит наряжать Неметону. Так уж заведено – должна одеть самая младшая девочка в семье. Когда серьезная уже – хорошо. Когда совсем младенец – тоже неплохо. Можно дать подержать в руках каждую тряпочку – да и сделать все как надо. А вот так… От этого, может, жизнь семьи зависит, а несмышленыш обрадовалась своей важности, и вот хочет сделать из ольхового поленца сущее чучело. Ну как Неметона обидится? А заставлять нельзя… А уговоров наглое дите не понимает. Оставалось махнуть рукой да прикрыть дверь поплотнее. Да пойти самому яблок для Неметоны нарвать. Может, оценит? Барана‑то уже выбрал. Осталось дождаться послезавтрашней ночи.

Когда на дороге показался раздутый от быстрого аллюра дракон королевского разъезда, захотелось презрительно сплюнуть. Королевские рыцари всегда готовы помочь против разбойников‑людей, охотно затравят любого зверя, от волка до виверны, но с фэйри тягаться не брались. Только руками разводили: мол, пользы от нас тут нет. Репутация их осыпалась вниз, как листья кленов по осени…

Но на этот раз вместо плевка вышел свист. Пониже дракона – матерчатой трубы, горизонтально привязанной к копью – вился длинный красно‑зеленый вымпел. Да и всадник держался в седле необычайно прочно и ровно. И ноги держал высоко. Не по‑людски. Алан споро зашел в дом.

– Поднимай, мать, семью, – сказал жене. – Глазам не верю, но сюда едет светлый сид, да еще и под королевским знаменем. В седле сидит как‑то не по‑нашему. В ногах валяться будем – а помощь вымолим…

В ногах валяться не пришлось – а вот от кубка вишневой настойки ни командир разъезда, ни его подчиненные не отказались. Причем оказались никакими не сидами, а самым что ни на есть передовым охранением королевского войска. Возглавлял разведку старый знакомец – сэр Кэррадок, многие годы ходящий в дозор вдоль юго‑западного тракта. Этого рыцаря Алан пока уважал – при нем подобных безобразий не творилось. Больше того – ходили слухи, что он единственный выступил против негодных тварей. И даже поразил одного стрелой. Выслушав описание бед, Кэррадок хмыкнул. Не поленился – вышел за ворота, где ветер лениво шевелил листок пергамента. Лично вручать охранную грамоту "красным курткам" хозяин побаивался. Принялся читать – быстро, ловко, даже и губами не шевеля, точно священник. Потом весело захохотал.

– Меня надул этот чертов городской? – поник хозяин.

– Тот тип, что тебя надул, он скорее холмовой. – Кэррадок продолжал посмеиваться. – А если не сид, так похож на них. Ни слова не соврал, а обманул! Грамотка настоящая, да и пальчик приложен самый тот. Одна беда – выписана не на тебя. А на Робина Доброго Малого.

Вот тогда Алан все‑таки плюнул. Робин Добрый Малый, конечно, не "красные куртки" – зато, пожалуй, самый известный мошенник своего времени. Получеловек‑полуфэйри, не пристал ни к тем, ни к этим, любит веселый розыгрыш да злую шутку. И, говорят, добрых да бедных не обижает. Фермер задумался – то ли он за последнее время разбогател, то ли освинел. Первое – хорошо, да вряд ли.